Ах, как светло! Слабые глазки зажмурились, и ёжик попятился было обратно. Но голод подгонял его… Осторожно, жмурясь, Забияка выбрался из норки и спрятался под ближайшим кустиком травы.
Для начала недурно. В первую минуту от волнения он забыл даже о еде. Его чёрные бусинки-глаза так и бегали по сторонам, а длинное рыльце презабавно дёргалось, нюхая воздух. Ведь тонкие запахи со всех сторон говорят острому обонянию ежа гораздо больше, чем могут видеть его слабые, подслеповатые глазки.
Молоком ниоткуда не пахло, но другие запахи, ещё незнакомые, обещали не меньше и волновали ёжика.
Что-то зашевелилось перед самым его носом. Забияка попятился и ощетинился. Это «что-то» было совсем маленькое и ползло в сторону. Молоком от него не пахло, но возбуждало аппетит. И, осторожно вытянувшись, ёжик вдруг схватил его и торопливо зачавкал. Так вот что! Да это вкуснее молока!
Глаза ёжика разгорелись. Ещё минута — и другой червячок-гусеница попался на его острые зубы. А вот запахло и настоящим обедом. Раскидав листья, Забияка ухватил громадного, жирного дождевого червя. Червяк закрутился и хвостом ударил ёжика по носу. Забияка ощетинился, но не выпустил добычи, пока не дожевал последний извивающийся кусочек.
Блаженная сытость в животике подсказала ему, что за будущее беспокоиться нечего: еда просто-таки сама лезет в рот в этом удивительном мире!
Слабый писк голодных братьев донёсся из норки до тонкого слуха ёжика. На минуту он прислушался, но тут же, равнодушно отвернувшись, свернулся клубочком, готовясь заснуть.
И вдруг на него чуть кто-то не наступил. Словно гора обрушилась на куну листьев — его новый дом, и он еле-еле успел отскочить в сторону.
Испуганно фыркнув, он свернулся в клубочек так проворно, точно его этому учили.
Два мальчика и девочка в пёстрых халатиках не заметили притаившегося в листьях ёжика, они присели и наклонились к норке.
Вот здесь, здесь пищит! — кричала девочка. — Юнус, ты слышишь, давай копать, посмотрим, кто пищит!
Юнус, сняв болтавшийся на ремешке пояса ножик, поспешно принялся копать мягкую землю.
Земля и корни так и летели во все стороны, а девочка нетерпеливо помогала руками, чуть не попадая под самый нож.
Младший братишка наклонился над норкой и внимательно наблюдал за работой старших.
— Подожди, — сказал Юнус, — я попробую руку просунуть.
— А вдруг там змея? — со страхом в голосе спросила девочка.
Юнус быстро выдернул уже засунутую руку, но тут же устыдился свой трусости.
— Змеи не пищат, — сказал он. — Эх ты, трусиха! — и, улёгшись на землю, запустил руку до плеча в образовавшееся отверстие. — Ой, есть, что-то есть, маленькое! — в восторге закричал он, стараясь продвинуть руку как можно дальше.
— Я, я, пусти меня! — кричала девочка, отталкивая его.
— Ты змей боишься! — поддразнивал её Юнус и весь изогнулся от напряжения. — Зацепил что-то! Ого, смотри!
На ладони у него лежал крошечный ежонок. Он жалобно разевал рот и пищал слабо, еле слышно.
— Юнус, Юнус, это что такое? — кричали мальчик и девочка, прыгая около него.
— Ёжик, — отвечал тот с гордостью, — разве не видите? Маленький он, есть хочет. Я сейчас ещё достану!
И тем же порядком на свет появились остальные ежата.
— Тише, Рашида, — сказал Юнус, — ты их задушишь. Понесём домой.
— Домой! Домой! — кричали дети. — Мы им молока дадим, каймаку>>9, шурпы, всего!
— Глупые вы, — засмеялся Юнус. — Их и молоком-то надо будет через тростинку поить, а вы — шурпой…
И весёлые голоса детей затихли вдали.
Ёжик Забияка вылез из-под своего укрытия и осторожно подошёл к разгромленному дому.
Разрытая земля заставила его попятиться. От всего этого пахло как-то тревожно, и странный шум, который подняли эти громадные существа, тоже не внушал доверия. Выставив острое рыльце, Забияка мелкой рысцой затрусил прочь от развалин родного дома.
Дорога была не особенно ровной: громадные брёвна, холмы и канавы, с ёжиковой точки зрения, пересекали её, и Забияка скоро измучался до смерти. Но вот на пути вдруг попалась совершенно готовая норка. Что это? Даже ёжиками запахло? И наш Забияка доверчиво сунулся в неё.
Сердитое фырканье заставило его попятиться. Не мудрено, что тут пахло ёжиками, — здесь жила их целая семья. Трое малышей присосались к брюшку матери, чавкая и захлёбываясь.