Иногда из стенки выскакивает юный человек с разбитым носом или рассечёною губою, подходит к зрителям, поплёвывая на снег, употребляя великие усилия, чтобы сдержать слёзы боли, обиды и озлобления.
— Что, болван? — неласково встречает его дядя, брат или отец. — Опять расквасили морду-то?
И дразнит, раздражаемый видом крови:
— А ты зареви! Ишь, сморщил харю-то!
Мальчик ревёт, а родственник, поймав его за ухо или вихор, треплет и приговаривает:
— Не реви, коли дерёшься, не реви, сукин сын!
К слободским подошли подростки и, стоя за своей стенкой, пренебрежительно вызывают город:
— Эй, женихи, выходи, что ли!
— Холостяги, не трусь…
Разорвав свою стенку, выходит вперёд Мишка Ключарев, племянник певчего, стройный и сухой молодец лет шестнадцати.
— Но, прочь! — говорит он городским мальчишкам, махнув на них рукою, как на воробьёв; они почтительно отступают, некоторые бегут ко взрослым, тревожно извещая:
— Мишка Ключарь вышел! Айдате! Вон он растопырился, глядите-тко!
Мишка сбросил с плеч лохмотье, снял с головы шапку, кинул её за плечо и вызывает:
— Выходи, женихи! Ну, кто там? Один на один! Эй, куроводы!
Волосы у него на круглой голове стоят ершом, лицо скуластое, маленький нос загнут вниз, как у филина, тонкие губы презрительно искривлены; он широко расставил ноги, упёрся руками в бока и стоит фёртом, поглядывая на врагов светлыми, недобрыми глазами.
Горожане долго вполголоса спорят — надо поставить против Мишки бойца-однолетка, а однолетки, зная его ловкость, неохотно идут.
Вышел коренастый, широкорожий Базунов — слободские хохочут и свистят: весной, на Алексея божия человека, Базунову минет девятнадцать лет.
— О-го-го! Какого старичка поставили!
— Дедушка, не робь!
Базунову стыдно: оборотясь назад, он жалобно кричит:
— Васька, шёл бы ты! Кулугуров?
— Я опосля тебя, — густо отвечает Кулугуров, но тут же откровенно говорит: — Да ведь уж бился я с ним, — не сладить мне.
Не глядя на Мишку, Базунов спрашивает:
— Хошь со мной?
— Хошь с отцом твоим! — хвастливо отвечает Мишка и задорно кричит: — Эй, наши, скажите там родителю, что помирал я, так кланялся ему…
Базунов вытянул вперёд сжатый кулак левой руки, правую согнул в локте и, угрюмо сдвинув брови, готовит удар — «насыкается».
Хрустит снег под его тяжёлыми ногами, кругом напряжённое молчание, обе стенки дружно обнимают бойцов широким кругом, покрикивая:
— Раздайсь! Не тесни, эй!
Мишка зорко следит за противником, иногда он быстро взмахивает правой рукой — Базунов отскочит, а Мишка будто бы поднял руку голову почесать.
— Ты не бойся! — глумится он. — Я не до смерти тебя, я те нос на ухо посажу, только и всего дела! Ты води руками, будто тесто месишь али мух ловишь, а я подожду, пока не озяб. Экой у тебя кулак-от! С полпуда, чай, весу? Каково-то будет жене твоей!
— Тебе вот плохо будет! — ворчит Базунов.
Городской боец размахнулся, ударил — Мишка присел и ткнул его в подбородок снизу вверх, спрашивая:
— Как здоровье-то?
Освирепел Базунов, бросился на противника, яростно махая кулаками, а ловкий подросток, уклоняясь от ударов, метко бил его с размаха в левый бок.
— Лексей, не горячись! Что ты, дурова голова? Стой покойно, дубина! — кричали горожане.
— Не горячись, слышь! — повторял слободской боец, прыгая, как мяч, около неуклюжего парня, и вдруг, согнувшись, сбил его с ног ударом головы в грудь и кулака в живот — под душу. Слобода радостно воет и свистит; сконфуженные поражением, люди Шихана нехотя хвалят победителя.
— Ловок, шельма!
— Да-а! Туроват.
— Вёрткий…
— Сыр Алёшка-то против его!
Базунов, задыхаясь, сидит на земле и бормочет:
— Ежели он вроде комара, — вьётся, вьётся… эдак-то разве бьются?
— Эй, Кулугуров! — гордо кричит победитель. — Ну-ко, иди!
— Не люблю я поодиночке…
— Не любишь?
— Я — в стенке…
— А на печке?
Ребятишки слободы радостно поют во всё горло:
— На печку, под печку, на тёпленький шесток залез толстенький коток! Вздули, раскатали, зубы расшатали!
Среди горожан осторожное движение, глухой ропот.
— Эй, наши, гляди в оба! — командует Ключарев. — Федька Ордынцев, иди сюда! Гришка с Фомкой — становись ко мне!
И вдруг, махнув руками, он бросает своих на кучу горожан, выкрикивая высоким альтом:
