— Тех книг не покупайте…
Сказал и вздрогнул в остром испуге. Из-под очков в лицо ему заглянули светлые прищуренные глаза.
— Почему?
Не сразу, с большим усилием, Евсей ответил:
— Я не знаю…
Покупатель снова поправил очки, отодвинулся от него и засвистал громче, искоса присматриваясь к старику. Потом, дёрнув головой кверху, он сразу стал прямее, вырос, погладил седые усы, не торопясь подошёл к своему товарищу, взял из его рук книгу, взглянул и бросил её на стол. Евсей следил за ним, ожидая чего-то беспощадного для себя. Но сутулый дотронулся до руки товарища и сказал просто, спокойно:
— Ну, идём…
— А — книги? — воскликнул рыжий.
— Идём…
Рыжий взглянул на него, потом на хозяина, его маленькие глазки часто замигали, и он отошёл к двери на улицу.
— Не желаете? — спросил Распопов.
Евсей понял по голосу, что старик удивлён.
— Не желаю! — ответил покупатель, пристально глядя в лицо хозяина. Тот съёжился, отступил, взмахнул рукой и вдруг неестественно громко заговорил незнакомым Евсею голосом:
— Воля ваша! Всё-таки этого я, извините, не понимаю…
— Чего не понимаете? — спросил сутулый, усмехаясь.
— Рылись два часа, сторговались и вдруг — почему? — тревожно выкрикивал старик.
— Хотя бы потому, что вспомнил я вашу противную рожу. Вы ещё не издохли?
Сутулый выговорил свои слова медленно, негромко, отчётливо и ушёл из лавки не торопясь, шагая тяжело, гулко.
Минуту старик смотрел вслед ему, затем сорвался с места, мелкими шагами подбежал к Евсею и, схватив его за плечо, быстрым шёпотом заговорил:
— Иди за ним, узнай, где живёт, иди! Незаметно, понимаешь, скорее!
Евсей упал бы, если б старик не удерживал его на ногах. Слова старика сухо трещали в его груди, точно горох в погремушке…
— Чего ты дрожишь, болван?
Чувствуя, что рука хозяина выпустила его плечо, Евсей побежал к двери…
— Стой!..
Он остановился, схваченный криком.
— Куда тебе, — разве ты можешь!.. А-ах…
Евсей отскочил в угол, он впервые видел хозяина таким злым, понимал, что в этой злобе много испуга — чувства, слишком знакомого ему, и, несмотря на то, что сам он был опустошён страхом, ему всё-таки нравилась тревога старика.
Маленький, пыльный старик метался по лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу:
— Н-на-а, — подлец!.. Да-а, — подлец, — я жив!
И крикнул Евсею:
— Запирай лавку!
Войдя в свою комнату, он, перекрестясь, тяжело свалился на чёрный диван. Всегда гладкий, теперь старик весь был покрыт морщинами, лицо его съёжилось, платье повисло складками на его встревоженном теле.
— Скажи хозяйке, чтобы перцовки дала мне, — большую рюмку…
Когда Евсей принёс водку, хозяин поднялся, залпом выпил её и, широко открыв рот, долго смотрел в лицо Евсея, а потом спросил:
— Ты понимаешь, что он меня обидел?
— Да, — сказал Евсей.
Старик поднял руку, молча погрозил пальцем и надломленным голосом проговорил:
— Я его знаю…
Сняв свою чёрную шапочку, потёр руками голый череп, осмотрел комнату, снова потрогал руками голову и лёг на диван.
Раиса внесла ужин и, расставляя на столе тарелки, спросила:
— Устали?
Нездоровится, лихорадка. Дайте ещё перцовки. Посидите с нами, вам ещё рано уходить…
Говорил он торопливо, приказывая. Когда Раиса села, старик приподнял очки и подозрительно осмотрел её.
За ужином он вдруг, подняв ложку вверх, проговорил:
Не хочется есть…
И, наклонив голову над тарелкой, долго молчал.
Евсей настойчиво старался понять, что случилось в лавке. Было похоже, как будто он неожиданно зажёг спичку, и от её ничтожного пламени вдруг жарко вспыхнуло что-то и едва не сожгло его злым огнём.
Люди связаны, опутаны какими-то невидимыми нитями, — если случайно задеть нитку, человек дёргается, сердится.
Старик вдруг тихо и подозрительно спросил, глядя на Евсея:
— Ты о чём думаешь?
Евсей смущённо встал:
— Я не думаю…
— Ну, ступай, — поужинал и- ступай!
Желая позлить хозяина, Евсей начал убирать посуду со стола, нарочно не торопясь. Тогда старик визгливо крикнул:
