– Ах, если вы То-ня… ну, тогда я Сима?… И она звонко засмеялась.
– Что же вы ничего не скажете? А так писали?! Вы смущены, То-ня? Чем вы смущены? что идете впервые с… женщиной?… Да ну-у же, начинайте смело. Что? боитесь вашего надзирателя?…
– Нисколько, а… вообще! И потом я уже в старшем… У нас просто… можно сказать – с сестрой!.. – выговорил я бойко, и стало легче.
– В таком случае, берите под руку. Да не так, не с правой руки! Ну, вот. Вы будете отличным кавалером. Не шагайте так, по-военному… я прямо задыхаюсь.
Я боялся взглянуть в лицо. Но она смотрела.
– Какой вы юный! Вам пятнадцать? Шестнадцать?! Да вы мужчина! Но… детское лицо какое! – сказала она нежно.
Я шел, ничего не видя.
– Пе-рышко раздавил! – заорал мальчишка, игравший в перышки. – Черт слепой!..
Я чувствовал ее дыханье, ее благоуханье. Плечо ее каса; лось, обжигало. Она прижимала мою руку.
– Но какой вы, однако, взрослый… в письмах! Вы прямо как мужчина!
– Когда выражаешь чувства… вообще, чувства к женщине… Простите… я, кажется, не так выразился?…
– «К женщине…» Ну, что? Ну, говорите… – сказала она, касаясь меня плечом. – «Чувства к женщине…?»
Я видел ее губки, похожие на херувимов, и вдруг подумал: «Мы будем целоваться?!»
– Что с вами?… – сказала она быстро, – как побледнели?…
– Разве?… – смутился я. – Не знаю… Может быть, от экзаменов… от всего пережитого?… Как я счастлив, что вы… вообще, не видали ужасов… этого потрясающего… Я видел картину преступления, этого потрясающего… – Да, мама говорила… Ах, да… оказывается, вы были знакомы… с этой толстой красавицей, которая все по окошечкам валялась! Были влюблены? Нет, правда? Что-то у вас было…?
– Так, пустяки… – уклончиво сказал я, рисуясь. – Она… вообще, дарила меня вниманием, но… это до замужества еще…
– Ка-ак, давно?! – захохотала она. – Вот не ожидала! Да вы, молодой человек, оказывается, уже о-пытный в «амурах»?! И целовались? и что-нибудь… серьезное?… Посмотрите в глаза… «дарила вниманием»?
– Ах… – загорелся я и почувствовал, что опять бледнею, – вы не так поняли, Серафима Констан…
Она перебила бойко:
– Говорите – Симочка! Мы же совсем друзья!
– Ах, я не могу… Серафима Константиновна… мне трудно так…
– То-ничка, скажите – Си-мочка! Ну, я так хочу!.. – повторила она настойчивей и притиснула мою руку локтем.
– Си…мочка… – робко повторил я и покосился: губы ее смеялись.
– Я же вам позволяю! Ах, какой вы стеснюга… А что писали?… «Целую твои… божественные ноги»?! Вы же позволили себе написать? А тут вдруг… Вы даже позволили себе такую интимность… написали про мою грудь! «Как пена вод морских»! А? В письме вы смели, а…
– Простите… – прошептал я, – но там это, вообще… как «поэтический беспорядок», сфера поэзии…
– Значит, вы все выдумали? И ваше чувство, ваша…?
– О, нет, нет!!! – воскликнул я горячо, – мои чувства вполне гармонируют с…
– Письмами? Прекрасно. И вы позволили себе называть меня «прекрасным телом, ароматы которого кружат…» ваши мечты! Так, «кружат»? а? Вы хотели… «расцеловать всю» меня?… – шептала она, заглядывая в лицо. – А теперь стыдно, а?… А если, – она опять притиснула мой локоть, и меня охватило жаром, – если вы вызвали во мне что-то?… Ваши письма прямо вулканического происхождения! Вы – мальчик, но в чувствах вы, как опытный мужчина! О-о… – погрозилась она перчаткой, – надо смелей, что думаете, то и делать! Не надо раздваиваться. Почитайте Шпильгагена, Жорж Санд… Они говорят, что в любви надо быть смелым! Любовь между мужчиной и женщиной… а мы мужчина и женщина? правда?… – это же так естественно!.. – болтала она, а я замирал от счастья, я видел сон. – Вы какой-то «роман» уже имели? Поглядите в мои глаза…
Я посмотрел в ее синеватое пенсне, за которым чаровали меня глаза. Они казались огромными, сияньем неба. – О, вы о-чень большой плутяга! И глазки вовсе не невинного мальчика! Серьезно, вы целовали женщин? Ага, сознались. Если вы целовали женщин, я не поверю, чтобы у вас еще не было романа!..
– Клянусь, Серафима Констан…
– Се-ра-фи-ма! Я так хочу. Мы достаточно близки, правда? А кто так страстно целовал заборы? Вы забыли?…
– О, Серафима… – прошептал я, и во мне зазвучало смутно: «О, Серафи-ма… о, Херуви-ма…» – слова студента.
