Утром все трое покинули остров: Следопыт, как всегда, истовый и серьезный, молчаливый и преданный Великий Змей и смиренная, кроткая Роса, погруженная в неизбывную печаль. Отправились на двух пирогах — та, что принадлежала Росе, осталась на острове. Чингачгук плыл впереди, а за ним следовал его друг в своей пироге. Два дня гребли они, держа направление на запад, ночуя на островах. По счастью, погода стояла теплая, и когда они вышли на широкое раздолье озера, то нашли его зеркально-гладким, точно тихий пруд. Стояло бабье лето, но в мглистом воздухе, казалось, дремало благостное спокойствие июня.
Наутро третьего дня они вошли в устье Осуиго, где крепость и дремлющий флаг напрасно звали их остановиться. Не глядя ни вправо, ни влево, Чингачгук рассекал веслом сумрачные воды реки, и Следопыт с молчаливым усердием поспевал за ним. На валу толпились люди, но Лунди, узнав старых друзей, не позволил страже их окликнуть.
Был уже полдень, когда Чингачгук вошел в небольшую бухту, где стоял на якоре "Резвый". На поляне, расчищенной еще в стародавние времена, был поставлен рубленый дом из свежих, неотесанных бревен. Пустынное, одинокое место, но во всем здесь проглядывал своеобразный достаток и уют — в той мере, в какой он возможен на границе. Джаспер ждал их на берегу. Он первый протянул Следопыту руку, когда тот ступил на землю. Их встреча была проста и сердечна. Не было задано ни одного вопроса, — по-видимому, Чингачгук все самое необходимое уже рассказал. Следопыт никогда не сжимал руку друга крепче, чем в это свидание. И даже добродушно рассмеялся, когда Джаспер заметил ему, какой у него свежий, здоровый вид.
— Где же она, Джаспер, где она? — спросил наконец Следопыт шепотом; он не сразу отважился задать этот вопрос.
— Она ждет в доме, дорогой друг. Роса, как видишь, нас опередила.
— Роса ступает легче, чем я, но нет у меня на сердце тяжести. Значит, в гарнизоне нашелся священник и все у вас устроилось?
— Мы обвенчались спустя неделю, как расстались с тобой, а на другой день уехал мастер Кэп, — ты забыл спросить про своего друга Соленую Воду?
— Нет, нет, ничего я не забыл. Змей все рассказал мне. И мне так хочется услышать о Мэйбл и ее счастье! Ну, как она, плакала или смеялась после венца?
— И то и другое, мой друг, но…
— Да, таковы они все — и плачут и смеются. У нас, лесовиков, душа радуется, на них глядя. Что бы Мэйбл ни делала, все кажется мне правильным. Как ты думаешь, Джаспер, думала она про меня в эти счастливые минуты?
— Еще как думала. Следопыт! Нет дня, когда бы она не думала и не говорила о тебе. Можно сказать, нет такого часа! Никто так не любит тебя, как мы с Мэйбл!
— Я знаю, что никто так не любит меня, как любишь ты, Джаспер. Чингачгук, пожалуй, единственный, о ком я могу еще это сказать. Что ж, не стоит больше откладывать; это нужно сделать, и чем скорее, тем лучше. Веди меня. Джаспер, я постараюсь еще раз взглянуть в ее милое лицо.
Джаспер повел Следопыта, и вскоре наш герой вновь увидел Мэйбл Она встретила своего недавнего вздыхателя с горящими от волнения щеками, трепеща, как осиновый лист, с трудом держась на ногах. И все же нашла в себе силы говорить с ним по-дружески просто и искренне. В течение этого часа (Следопыт не задержался у них ни минутой больше, хоть и не отказался откушать в доме своих друзей) внимательный наблюдатель прочел бы на лице у Мэйбл весь правдивый перечень ее чувств как к Следопыту, так и к мужу. В ее отношении к Джасперу еще сквозила легкая сдержанность юной новобрачной; но, когда она говорила с ним, в голосе ее звучала затаенная нежность, глаза излучали сияние, яркий румянец, вспыхивавший на щеках, говорил о чувствах, в которые привычка и время еще не внесли гармонического успокоения. Со Следопытом она была серьезна, искренна и как-то внутренне напряжена, но голос ее ни разу не дрогнул, ни разу не опустился взгляд, и если лицо и оживлялось румянцем, то лишь от глубокого участия.
Но вот пришла пора Следопыту трогаться в путь. Чингачгук отошел от лодок и, стоя в тени деревьев, на тропинке, ведущей в лесную чащу, спокойно дожидался друга. Как только Следопыт его увидел, он торжественно встал и начал прощаться.
