— Послушай, мистер Роули, — сказал я, — да ты превосходный брадобрей!
— Спасибо на добром слове, милорд, — отвечал он. — Мистер Поуль нисколько не боялся, когда я его брил. Да разве я пошел бы на такую должность, сэр, ежели бы не был вполне в себе уверен по этой части. Мы ведь поджидали вас целый месяц и уж как готовились к вашему приезду! День ото дня поддерживали огонь в камине, и постель всегда была постлана, ну, и все прочее тоже! Как стало известно, что вы приедете, сэр, так меня и определили на эту должность, и уж с того часу я вертелся как белка в колесе. Только услышу, кто-то подъезжает к дому, — пулей к окну! Сколько раз, бывало, обманывался, а нынче только вы из фаэтона вышли, я враз признал, что это мой... что это вы и есть. Ну и ждали же вас! А уж нынче как приду ужинать, я буду в людской первый человек: всей прислуге страх как охота все про вас разузнать!
— Что ж, — сказал я, — надеюсь, ты дашь обо мне недурной отзыв: дескать, трезвый, серьезный, усердный, нрава спокойного и с наилучшими рекомендациями с последнего места службы!
Он смущенно засмеялся.
— У вас кудри больно хороши, — сказал он, видно, желая переменить разговор. — Правда, виконт тоже ходит весь в кудрях, только вот потеха, мистер Поуль говорит, волосы-то у него не сами вьются, от природы-то они прямые, ровно палки. Стареет наш виконт. Больно веселая у него жизнь, правду я говорю, сэр?
— Я, видишь ли, почти ничего о нем не знаю, — отвечал я. — Разные ветви нашего рода уже давно живут врозь, да притом я чуть не с детства солдат.
— Солдат, мистер Энн? — пылко воскликнул Роули. — И ранены были?
Не могу же я разочаровать человека, если он мною восхищается, это противу моих правил, а потому я спустил с плеча халат и молча показал шрам от раны, полученной в Эдинбургской крепости. Роули посмотрел на него с благоговейным страхом.
— Вон что, — продолжал он, — отсюда и разница! Все дело в том, как проживешь свой век. Тот виконт только и знает, что скачки да игру в кости, и так всю жизнь. Что ж, это как полагается, но только я — вот что скажу: толку от этого чуть. А вот...
— А вот — что, мистер Роули? — подбодрил я его, ибо он умолк.
— Да, милорд? — отозвался он. — Что ж, сэр, я и впрямь так говорил. А теперь, как вас увидел, и опять скажу!
Я не мог не улыбнуться при этом взрыве, и мошенник поймал в зеркале мою улыбку и улыбнулся мне в ответ.
— И опять скажу, мистер Энн, — вновь заговорил он. — Я ведь много чего понимаю. Я могу отличить, кто настоящий джентльмен, а кто нет. Пускай мистер Поуль катится куда подале вместе со своим хозяином! Прошу прощенья, мистер Энн, за этакие слова, — прибавил он, вдруг покраснев до ушей. — Мистер Поуль особливо предупреждал меня не болтать лишнего.
— Благопристойность прежде всего, — сказал я. — Бери пример со старших по чину.
После этих моих слов мы занялись одеванием. Я удивился, что все предметы туалета превосходно сидят на мне: не кое-как, подобно солдатскому обмундированию или готовому платью, а так хорошо пригнаны, словно они вышли из рук искусного, опытного художника, работавшего с любовью и для приятного ему заказчика.
— Поразительно! — воскликнул я. — Все мне как раз впору.
— А как же, мистер Энн, ведь у вас и рост и вся стать одинаковые, — сказал Роули.
— У кого у нас? О ком ты? — спросил я.
— О виконте, — отвечал он.
— Проклятие! Так что же, это платье тоже принадлежит виконту? — воскликнул я.
Но Роули поспешил меня успокоить. Едва стало известно, что я приезжаю, граф озаботился, чтобы моим гардеробом занялись его собственный портной и портной виконта; а так как, по слухам, мы друг с другом очень схожи, платье мне шили по меркам Алена.
— Все делалось нарочно для вас, мистер Энн. Уж не сомневайтесь, граф ничего не делает кое-как: огонь в каминах жгли день и ночь, платье заказали самолучшее, и слугу для вас тут же стали обучать.
— Что ж, — сказал я, — огонь хорош, платье лучше некуда, да и слуга под стать, мистер Роули!.. И надобно еще сказать о моем кузене — о виконте мистера Поуля, — фигура у него отменная.
— Да вы не верьте, мистер Энн, — заявил всезнающий Роули, — его затягивают в корсет, а то бы ему нипочем не влезть в свое платье.