— А там и в самом деле много сквозняков? — неожиданно спокойным голосом спросил Далмахой.
— Я просто позволил себе выразиться фигурально, сэр. Она думает, хотел я сказать, что я там отдыхаю. Я уплатил мистеру Байфилду пять фунтов вперед. У меня и расписка есть. И мы условились, что я спрячусь в корзине и взлечу только с ним одним.
— Уж не хотите ли вы сказать, что мы для вас неподходящая компания, сэр? — вопросил я.
— Помилуйте, никоим образом! — поспешно возразил Овценог. — Но ведь это — дело случая, я мог бы оказаться в куда менее приятном обществе. — Я поклонился. — А уговор есть уговор, — закончил он.
— Это верно, — согласился я. — Байфилд, возвратите мистеру Овценогу пять фунтов.
— Вот еще! — возразил астронавт. — Да и кто вы такой, чтобы тут распоряжаться?
— Я, кажется, уже дважды ответил на этот вопрос, и вы меня слышали.
— Мусью виконт Как-бишь-вас де Ни-то-Ни-се? Слышал, как же!
— Вам не по вкусу мое имя?
— Нисколько. Будь вы хоть Роберт Берне или Наполеон Бонапарт, мать Гракхов или сама Валаамова ослица, мне-то какое дело? Но прежде я знал вас как мистера Дьюси, и вы, пожалуй, вообразите, что я мистер Непонимайка.
Он протянул руку к веревке, идущей от клапана.
— Что вы собираетесь делать?
— Спустить шар на землю.
— Как! Обратно на тот луг?
— Нет, это не получится, потому что мы попали в северное воздушное течение и летим со скоростью примерно тридцать миль в час. Но вон там, к югу, как будто виднеется Брод-Ло.
— А зачем вам надобно спускаться?
— Затем, что я все еще слышу, как вас позвал кто-то из толпы, и кричал он отнюдь не Дьюси, а совсем другое имя, и титул был вовсе не «виконт». В ту минуту я принял это за какую-то уловку полицейского, но теперь у меня появились весьма серьезные сомнения.
Этот человек был опасен. Я небрежно наклонился, притворяясь, будто хочу взять с пола плед, благо в воздухе вдруг повеяло пронизывающим холодом.
— Мистер Байфилд, разрешите сказать вам два слова наедине.
— Извольте, — отвечал он, отпуская веревку.
Бок о бок мы склонились над бортом корзины.
— Ежели я не ошибаюсь, — сказал я, понизив голос, — меня назвали Шандивером.
Байфилд кивнул.
— Джентльмен, который поднял этот преглупый, но чрезвычайно для меня опасный шум, был мой собственный кузен, виконт де Сент-Ив. Порукой в том — мое честное слово. — И, видя, что это заявление поколебало его уверенность, я продолжал самым лукавым тоном: — Не кажется ли вам теперь, что все это было просто шуткой, дружеским пари?
— Нет, не кажется, — отрезал Байфилд. — Да и слово ваше ничего не весит.
— В точности, как ваш воздушный шар, — сказал я, резко переменив тон. — Но, право, я восхищен, что вы так упорствуете в своих подозрениях, ибо, скажу вам откровенно, я и есть Шандивер.
— Убийца...
— Конечно, нет! Я убил его в честном поединке.
— Ха! — Байфилд уставился на меня угрюмо и недоверчиво. — Это вам еще придется доказать.
— Уж не желаете ли вы, приятель, чтобы я занялся этим здесь, на вашем воздушном шаре?
— Разумеется, не здесь, а совсем в другом месте, — возразил он и снова взялся за веревку от клапана.
— Тогда, значит, внизу. Но там, внизу, обвиняемому вовсе не надобно доказывать свою невиновность. Напротив того, сколько мне известно, и по английским и по шотландским законам другие должны доказать, что он и вправду виновен. Но вот что могу доказать я: могу доказать, сэр, что за последние дни я много времени проводил в вашем обществе, что я ужинал с вами и мистером Далмахоем не далее как в среду. Конечно, вы можете возразить, что мы трое собрались здесь все вместе по чистой случайности, что вы ни в чем меня не подозревали, что мое вторжение в вашу корзину было для вас совершенной неожиданностью и вы к этому никак не причастны. Но подумайте сами, какой здравомыслящий присяжный поверит столь неправдоподобному рассказу?
Мистер Байфилд явно заколебался.
— Вдобавок, — продолжал я, — вам придется объяснить, откуда здесь взялся мистер Овценог, и признаться, что вы надули публику, когда пообещали ей «одинокого путешественника» и разглагольствовали об этом перед одураченной толпой зевак, в то самое время, когда в корзине у вас прятался будущий ваш спутник. И вы еще смеете говорить, что вы на виду у широкой публики! Ну нет, сэр, уж на сей раз вы никого не проведете.
