— Схожу-ка я домой, набросаю кое-что для завтрашней проповеди, — сказал Элмер. — Нет, нет, вы меня подождите тут. На свежем воздухе оно приятней. Через полчасика вернусь.
Он удалился, тяжело шагая, с шумом раздвигая кусты, потом неслышно прокрался назад и притаился за сикомором, недалеко от Лулу и Флойда. Он был горд собой. Дело шло на лад. Лулу уже плакала навзрыд. Флойд утешал ее:
— Что с тобой, моя хорошая? Что случилось? Расскажи мне!
Флойд подвинулся ближе (Элмер едва видел их в сумерках), и она склонила головку на плечо своего друга.
Теперь Флойд осушал ее слезы поцелуями, а она, вероятно, прижалась к нему. Во всяком случае, до Элмера донеслось сдавленное:
— Ах, не надо меня целовать, нельзя!
— Элмер говорит, я должен относиться к тебе как к сестричке и мне можно тебя поцеловать… О господи, до чего же я тебя люблю, Лулу!
— Нет-нет, нельзя!
Наступило молчание.
Элмер сломя голову бросился на ферму, разыскал у амбара старосту Бейнса и грозно потребовал:
— Ступайте за мной! Я хочу, чтоб вы видели, чем Лулу занимается с Флойдом. Фонарь оставьте. У меня есть свой, электрический.
Он сказал правду. Он действительно купил себе электрический фонарик специально для этой цели. У него был даже револьвер в кармане.
Когда Элмер и ошеломленный Бейнс выскочили из-за деревьев, пучок света от электрического фонаря выхватил из темноты Лулу и Флойда, слившихся в долгом поцелуе.
— Вот вам! — оскорбленно загремел Элмер. — Теперь вы видите, почему я не решался обручиться с этой женщиной! Я это с самого начала подозревал. О мерзость, мерзость! И та, что свершила ее, да будет отвергнута!
Флойд вскочил, словно разъяренный пес. Элмер, несомненно, мог бы и сам справиться с ним, но его опередил староста Бейнс. Сбив Флойда с ног одним страшным ударом кулака, староста повернулся к Элмеру со слезами на глазах — то были первые слезы со времен его детства.
— Простите меня и моих близких, брат! Мы согрешили против вас. Эта женщина будет страдать за это до конца дней своих. Никогда больше не переступит она порог моего дома. Клянусь богом, она выйдет замуж за Флойда. За самого безмозглого, бестолкового, никудышного остолопа во всей округе.
— Я ухожу. Я этого не вынесу. Пришлю вместо себя другого пастора. Никогда больше никого из вас не хочу видеть, — сказал Элмер.
— Я понимаю вас, брат. Простите нас, если можете.
Староста плакал — плакал скупыми, мучительными слезами обиды и гнева.
Последнее, что увидел Элмер в свете электрического фонарика, была Лулу, сжавшаяся в комочек, вобравшая голову в плечи — Лулу, с лицом, обезумевшим от страха.
I
Шагая вечером обратно в Вавилон, Элмер радовался своему освобождению гораздо меньше, чем ожидал. Тем не менее он мужественно заставлял себя вспоминать надоедливую болтовню Лулу, ее беспросветное невежество, ее приторные ласки, ее провинциальную серость, — все, от чего он так счастливо избавился.
Прожить с ней всю жизнь… Да ведь она связала бы его по рукам и ногам!.. Никогда не сумела бы помогать ему, улещая прихожан. А ведь его могут назначить и в большой город с шикарной церковью. Господи!.. Да как же ему не радоваться, что он выпутался из этой истории! И потом! Ей же самой будет лучше. Они с Флойдом гораздо больше подходят друг другу…
Он знал, что единственная слабость декана Троспера — привычка допоздна зачитываться по вечерам, вот почему он смело ворвался к декану в дом непозволительно поздно — в одиннадцать часов вечера. На протяжении последней мили он героически подавил в себе радостное возбуждение и так прочно вошел в роль обманутого и удрученного изменой юноши, что даже сам поверил в это.
— Ах, как вы были правы насчет женщин, господин декан! — скорбно возопил он. — Случилось нечто ужасное. Мы — я и отец моей невесты — только что застали ее в объятиях другого — местного сердцееда, распутника, каких мало. Я туда ни за что не вернусь, даже ради пасхальной службы! Ее отец, и то меня понимает… Хотите — можете его спросить!
— Что ж, чрезвычайно прискорбно это слышать, брат Гентри, сочувствую вам. Я и не думал, что вы способны так глубоко переживать. Не преклонить ли нам колени, не обратиться ли к господу с мольбой об утешении? А на пасху я пошлю туда брата Шалларда — кстати, и паства ему знакома.
