Никому, казалось, нет дела, что человек, которому предначертано стать диктатором Америки, вынужден терпеть все эти неприятности. Никто не знал, какие жертвы он приносит в своей борьбе за всеобщую нравственность.
А до чего ему надоело провинциальное и однообразное обожание этой Лулу Бейнс! Нет, если она хоть раз еще просюсюкает: «Ах, Элмер, ты такой сильный!» — он просто влепит ей затрещину!
III
В длинном хвосте прихожан, подходивших после утренней службы к преподобному доктору Гентри, чтобы пожать ему руку, благосклонное внимание пастора привлекла одна молодая особа.
Она была последней в очереди, и никто не слышал их недолгого разговора.
Если бы маркиз семнадцатого века вдруг превратился в девушку лет двадцати пяти, женственную до мозга костей, предельно обольстительную, но с надменно поднятой головой, тонким орлиным носом и властным взглядом, как и подобает высокородному маркизу, перед вами возникла бы та, что пожала Элмеру руку, со словами:
— Разрешите сказать вам, доктор: вы первый в моей жизни человек, который дал мне почувствовать, что религия — нечто реальное.
— Я вам весьма признателен, сестра, — произнес преподобный доктор Гентри, а Элмер добавил про себя: «А ты — ничего девочка, стоит познакомиться поближе!»
— Доктор Гентри, помимо желания высказать вам мое совершенно искреннее восхищение, я преследовала и откровенно корыстную цель, решив прийти и поговорить с вами. Меня зовут Хетти Даулер — мисс Даулер, увы. Кончила два курса Висконсинского университета. В прошлом году служила секретарем мистера Лейбенейма в Талахасской страховой компании, но его перевели в Детройт. Секретарь я очень неплохой. Кроме того, я методистка. Сейчас я в Центральном приходе, но собираюсь перейти в Уэллспрингский. Все это я говорю вот к чему: если случится так, что в ближайшие месяцы вам понадобится секретарь… Сейчас я временно устроилась стенографисткой в отеле Торнлей…
Они взглянули друг другу в глаза прямо, откровенно. Еще одно рукопожатие — но уже более крепкое.
— Мисс Даулер, с этой минуты вы мой секретарь, — сказал Элмер. — На формальности потребуется около недели.
— Благодарю вас.
— Разрешите подвезти вас домой?
— С большим удовольствием.
IV
Даже те вечера, что они проводили «за работой» в пустой церкви, были не так упоительно волнующи, как эти быстрые, озорные поцелуи в перерывах между приходом степенных посетителей.
Стремительно броситься через весь кабинет после ухода какой-нибудь заплаканной, едва передвигающей ноги вдовицы, поцеловать шелковистый висок, услышать шепот: «Милый, ты вел себя с этой старой наседкой просто изумительно! Ах, ты такая прелесть!» — в этом была теперь для Элмера вся жизнь.
Он часто проводил вечера в квартирке Хетти Даулер — уютных, белых с голубым комнатках в одном из новых отелей, с забавной кухонькой и электрическим холодильником. Стройная, грациозная, словно пантера, Хетти, свернувшись упругим клубком, лежала на крытой узорчатым шелком кушетке, а Элмер расхаживал взад и вперед, репетируя свои проповеди, останавливаясь, чтобы получить заслуженное одобрение — поцелуи.
У него вошло в привычку украдкой пробираться вниз. в буфетную, перед сном и звонить Хетти, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Когда она была нездорова и отлеживалась дома, он каждый час звонил ей из своего кабинета или наскоро писал записочки. Это ей нравилось больше всего. «Твои письма — просто очарование, — говорила она. — Такие забавные и милые…» И он писал ей своим корявым почерком: «Мой милый пупсик, моя птичка, киска и рыбка, я тебя обожаю, больше сказать нечего, ей-богу, а это самое повторяю шестьсот миллионов триллионов раз. Элмер».
Но — и он никогда не позволил бы себе полюбить ее, будь это иначе, ибо честолюбивое желание стать верховным блюстителем нравственности Америки было для него важнее, чем даже любовные услады с Хетти, — мисс Даулер была в то же время и великолепным секретарем.
Ей можно было диктовать с любой скоростью; она редко делала ошибки; по красоте расположения материала напечатанная ею страница была истинным произведением искусства; она записывала номера телефонов всех, кто приходил в его отсутствие; она умела очень хладнокровно и в высшей степени любезно выпроваживать идиотов, которые являлись досаждать преподобному доктору Гентри своими не стоящими внимания печалями. И она так удачно подсказывала темы для проповедей! За все эти долгие годы ни Клео, ни Лулу не дали ему ни одной идеи, заслуживающей чего-либо, кроме разве что стона изнеможения. А Хетти — да ведь это она набросала ему план проповеди «Суета светской славы», которая произвела такую сенсацию в Тервиллингер-колледже, куда Элмер прибыл по случаю присвоения ему степени доктора права, возложил венок на могилу покойного ректора Уиллоби Кворлса (фотография была во многих газетах) и вообще сделал неплохую рекламу — и себе самому и своей «доброй старой Alma Mater».
