Но вот облако боли немного рассеялось. Фрэнк сидел словно в оцепенении. Что будет делать Бесс и дети, если эти люди убьют его?.. Долго его будут бить, прежде чем наступит смерть?
Автомобиль свернул на проселочную дорогу, а с нее на межу, пролегающую, как показалось Фрэнку, через кукурузное поле. У раскидистого дерева машина остановилась.
— Вылезай! — приказал тощий.
Машинально Фрэнк, едва передвигая ногами, выбрался из автомобиля. Взглянул на луну. «В последний раз вижу луну, звезды, слышу голоса! Никогда больше не бродить по земле росистым утром…»
— Что вы собираетесь делать? — Он ненавидел их так сильно, что не чувствовал страха.
— Да так, голубчик, — с ужасающей игривостью отозвался шофер. — Прогуляешься с нами во-он туда, в поле…
— К черту! — возразил кабатчик. — Давайте лучше повесим: очень подходящее дерево! Можно на буксирном тросе.
— Нет, — сказал тощий. — Всыплем ему так, чтобы помнил, и пусть идет, расскажет своим дружкам-безбожникам, что в истинно христианских местах для них климат неподходящий. А ну, пошел, ты!
Фрэнк зашагал впереди в гробовой тишине. Тропа сбежала через поле к небольшой ложбинке. Шумно и весело стрекотали цикады, безмятежно светила луна.
— Стой, пришли! — скомандовал тощий и добавил: — Ну, готовься к приятным ощущениям!
Он положил свой карманный электрический фонарик на кочку, и при свете фонаря Фрэнк увидел, как он вытаскивает из кармана свернутую в кольцо черную кожаную плеть — плеть для мулов…
— В другой раз, — с расстановкой произнес тощий, — в другой раз пожалуешь сюда — убьем. И тебя и каждого предателя, подлеца и безбожника вроде тебя. Так и передай. А в этот раз еще убивать подождем. По крайней мере до смерти…
— А-а, брось болтать, давай ближе к делу! — сказал кабатчик.
— Ладно!
Кабатчик схватил Фрэнка за руки и скрутил их на спине, едва не сломав, и вдруг неслыханной, нестерпимой болью обожгла лицо Фрэнка ременная плеть, рассекая щеку до кости, и мгновенно хлестнула еще и еще… И мгла завертелась вокруг него кругами нечеловеческой боли.
X
Сознание мало-помалу возвращалось к нему. Над полем еле брезжил рассвет, насмешливо щебетали птицы. Единственным четким ощущением Фрэнка было желание, чтобы смерть как можно скорей избавила его от мук. Все лицо его пылало адской болью. Он не мог понять, почему так плохо видит, с трудом поднял руку, ощупал себе лицо. Вместо правого глаза — месиво слепой плоти. Вдоль челюсти — обнаженная кость.
Шатаясь, он побрел по тропинке через поле, спотыкаясь о кочки, падая, бормоча сквозь рыдания:
— Бесс… где же ты… Бесс!
Силы оставили его как раз у обочины шоссе — он рухнул на землю и остался лежать у дороги, как пьяный бродяга-нищий. Показался автомобиль, но, заметив бессильно приподнятую руку Фрэнка, шофер только поддал газу. Прикидываться пострадавшим — обычная уловка дорожных бандитов.
— О, боже, неужели никто мне не поможет! — простонал Фрэнк и внезапно захохотал глухо, неестественно. — Да-да, Филипп, я сказал «боже», наверное, это значит, что я добрый христианин!
Сотрясаясь от судорог смеха, он пополз по дороге. Коттедж. Свет в окне. Фермер за утренним завтраком. У Фрэнка вырвалось рыдание. Наконец-то!.. В ответ на стук фермер отворил дверь, поднял лампу и, едва взглянув на Фрэнка, с воплем ужаса захлопнул дверь.
Час спустя полисмен на мотоцикле обнаружил Фрэнка в канаве, в горячечном бреду.
— Еще один пьянчуга! — бодро отметил полисмен, опуская подпорку на заднем колесе мотоцикла, потом, наклонившись поближе и увидев наполовину спрятанное лицо Фрэнка, прошептал:
— О господи, боже милостивый!..
XI
Доктора утешили Фрэнка: да, правый глаз потерян совершенно, зато другой окончательно утратит зрение, пожалуй, только через год.
Бесс не вскрикнула, увидев его; она только прижала к груди дрожащие руки и замерла на месте.
Она секунду помедлила, прежде чем поцеловать то место, где прежде был его рот. Но голос ее звучал бодро:
— Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Я достану работу, как-нибудь проживем. Я уже говорила с генеральным секретарем Общества. И подумай, как удачно, что ребятишки уже подросли и смогут читать тебе вслух!
