Дежурный включил механизм открывания шлюза, и через минуту Трун оказался снаружи — яркое пятнышко живой краски в одноцветном ландшафте, единственная подвижная точка в беспредельной пустыне. Он пошел на юг забавными лунными полушагами-полупрыжками, которые долгая служба превратила в неискоренимую привычку.
Примерно через полмили он остановился и сделал вид, будто осматривает ракетные шахты. Как им и полагалось, они были почти невидимы; сверху каждую шахту прикрывала плита из твердого волокнистого материала цвета окружающего грунта; дополняла маскировку россыпь песка и камней. Под ней плиту нелегко было обнаружить даже с нескольких ярдов.
Минут пять Трун бродил от шахты к шахте, потом остановился и посмотрел на станцию. На фоне гор она выглядела карлицей. Радиоантенны, радар и котлы солнечных батарей на верхушках мачт напоминали высоченные искусственные цветы и позволяли приблизительно прикинуть масштаб, но все-таки было нелегко судить о величине станции — то ли она с половинку воздушного шарика, то ли с половинку гриба-дождевика. Трудно было поверить, что диаметр ее первого яруса — сто двадцать ярдов, а высота потолков в коридорах, соединяющих его с меньшими — складскими — куполами, на четыре фута превышает человеческий рост
Трун глядел на станцию еще с минуту, затем повернулся кругом и зигзагом двинулся между ракетными шахтами. Зайдя за скальный выступ, он сел, оперся спиной о камень и в относительном уюте скафандра занялся созерцанием перспективы, в которой господствовал яркий сегмент Земли, и раздумьями о будущем опаленного мира.
Всю его жизнь и, если на то пошло, всю жизнь его отца война маячила на заднем плане. Временами ее угроза казалась неотвратимой, но потом страны-соперницы возобновляли дружественные отношения; и опять возрастала напряженность, и опять враги находили общий язык. Совещания, соглашения, компромиссы, кризисы, блеф, временами — истерические демарши, но при всем при том палец почемуто держался на безопасном расстоянии от ядерной кнопки
Три года назад Трун опять — наверняка в последний раз — ухитрился не попасть в списки «приземленных» космонавтов В нем уже тогда крепло предчувствие неизбежной катастрофы. В отпусках жизнь на Земле казалась все суматошнее, все утомительнее. Он был готов допустить, что блаженный покой лунных вахт располагает к чрезмерной пристрастности, но одно знал твердо: ему вовсе не улыбается провести остаток жизни в стране, где растет напряженность, где два-три раза в год случаются массовые волнения.
Рассудив таким образом, Трун продал дом, который достался его матери в память отцовских заслуг, и переправил семью за четыре тысячи миль, на Ямайку. Нужно было избавиться от дома и по другой причине — он олицетворял собой сверхчеловеческую ответственность, требовал жить достойно легендарного отца, нести его идею.
И теперь, глядя в прошлое, Трун понимал: детство было по-настоящему солнечным и безмятежным лишь до двенадцати лет, пока он с матерью и дедом тихо и счастливо жил в просторном, коттедже. У семьи были друзья, соседи, у маленького Майкла вдобавок — приятели в деревенской школе, где он учился. За пределами этого узкого круга людей никто о них не знал, разве что дед славился как талантливый преподаватель классических дисциплин.
А потом, в тринадцатом сентябре Майкла, все изменилось. Однажды некто Толленс случайно услыхал историю о Маятнике Труне и ракете и обратился к правительству с вопросом, по какой причине это событие держится в секрете двенадцать лет спустя? Убедительного оправдания власти не нашли. Уже несколько лет ни для кого не было тайной существование четырех орбитальных станций: британской, двух больших русских и огромной американской; весь мир также знал о космических торпедах и о том, что станции располагают средствами защиты от них. В общем, Толленс добился своего и вскоре выпустил книгу.
Книга удалась, и издатели не пожалели усилий, чтобы сделать ее бестселлером. Помогло этому и запоздалое известие о посмертном награждении Труна крестом королевы Виктории. За биографию космического героя мигом ухватились переводчики, и она вышла во всех странах, кроме Союза Шести Непримиримых, где бытовало мнение, что первую космическую станцию построили Советы. По книге снимали кинофильмы, ставили телеспектакли, ей посвящали критические статьи, на ее сюжет рисовали комиксы, и год спустя не осталось, пожалуй, взрослого или ребенка за пределами советской империи, который бы не знал о подвиге Маятника Труна.
