Так прошел год. Настя изводила Льва ревностью и страстью; он возненавидел ее, но все попытки отделаться от вдовы кончались неудачей — слишком многим был обязан Лев ей, слишком много она о нем знала. Лев боялся ее. Наконец терпение его лопнуло, и он решил уйти в Верхнереченск и помириться с бабкой, лишь бы начать настоящую, в его представлении, жизнь.
Но судьба, на которую он так надеялся, на самом деле вспомнила о нем. Спустя год после смерти отца Лев получил из Верхнереченска странное письмо. В нем некая Лидия Васильевна Кузнецова сообщала, что ее муж, адвокат Кузнецов, расстрелянный в один день с отцом Льва, перед смертью завещал жене взять из Пахотного Угла сына своего школьного друга Никиты Петровича Кагардэ, Льва, и воспитать его.
«Прошу моего богоданного сынка, — писала мадам Кузнецова, — приехать ко мне с человеком, который передаст это письмо. Ты найдешь у меня, мой мальчик, кров и ласку».
Лев вспомнил, что отец часто рассказывал ему о Кузнецове, и искренно обрадовался письму. Он отказался от услуг человека, который его разыскал, и стал собираться в путь.
Накануне своего отъезда из Пахотного Угла Лев узнал о смерти Александра Степановича Антонова.
21
Жизнь вожака последнего восстания, поднятого эсерами, была трагической — с детства до смерти.
Сын слесаря, он много читал, хорошо учился. Его хвалили. Но, перегнав в развитии своих приятелей и разойдясь с ними, он не нашел новых друзей.
Антонов пошел в эсеровскую партию единственно затем, чтобы найти удовлетворение своему честолюбию, но его не замечали, несмотря на бешеную его отвагу.
Однажды в Тамбове на конспиративной квартире, в доме на Арапской улице, Антонова окружила сотня казаков. Отстреливаясь, он ушел от них. Но в этот же вечер его накрыл безоружный шпик.
Он думал, что суд над ним наделает много шума, но в то время тамбовская эсеровская организация боялась открытых выступлений, она отказалась от участия в процессе. Антонов получил двенадцать лет каторги.
После революции он начал мечтать о возвышении, о славе. «Недаром же, — думалось ему, — я ходил в кандалах».
Но об Антонове уже забыли, и лишь после того, как он сам напомнил о себе, его послали, как бы в насмешку, на ничтожную работу.
Эсеровские заправилы вспомнили о нем в девятнадцатом году. Им нужен был свой человек на Тамбовщине. Там готовилось большое восстание. Зная о многочисленных связях Антонова с тамбовскими богатеями, о жажде славы, обуревавшей его, эсеровский комитет поставил Александра Степановича во главе восстания. Неудача постигла его и здесь.
Антонов был несчастным и в личной жизни. Он не знал радости разделенной любви, а женщина, которая любила его, ему была ненавистна.
Он не верил ни в бога, ни в черта, но боялся дурных примет. Он никогда не читал программ и партийных документов, но принужден был выдумывать теории.
Его приближенные — свора людей, которые грызлись друг с другом из-за власти. Один из близких помощников Антонова, Петр Токмаков, умер в тяжкую для восстания пору, а лучший друг, Яков Санфиров, перешел к красным. Он-то и навел тамбовских чекистов на след Антонова…
…Узнав о смерти Антонова, Лев решил, что больше ему ждать нечего, что восстание не повторится, что надо искать новых, иных путей борьбы.
Он сказал в сельсовете, что едет в город учиться, распрощался с Настей, пообещав написать ей, вызвать в город, выслать на дорогу денег, и ушел из села.
В ненастный октябрьский вечер двадцать второго года он приехал в Верхнереченск.
