Новая мысль вдруг осенила Юрая и не дает ему покоя. «Иду на чердак», — сказала она. А что, если это нарочно?.. Мол, ты глупый, можешь прийти ко мне. Знаешь ведь, где я — на чердак пошла спать. На чердаке-то нет Гафии. Гордубал стоит в темноте, точно столб, и сердце у него колотится. Полана — гордая, она не скажет — возьми меня. Нужно ее добиваться, как девушки, надо искать ее в потемках, а она беззвучно засмеется: «Ах, Юрай, глупый ты, восемь лет я тебя ждала…»
Тихо-тихо крадется Юрай на чердак. Экая тьма! Полана, где же ты, я слышу, как стучит твое сердце.
— Полана, Полана! — шепчет Гордубал и шарит в потемках.
— Уйди, уйди! — жалобно, почти как стон, раздается в темноте. — Я не хочу, прошу, Юрай, прошу тебя, прошу…
— Я ничего, Полана, — отчаянно пугается Гордубал, — я только… спросить… Хорошо ли тут тебе спать?
— Прошу тебя, уходи! Уходи! — дрожит от ужаса во тьме голос жены.
— Я хотел сказать… — заикается Гордубал, — все будет по-твоему, голубушка. И лужки на равнине можешь прикупить…
— Уходи, уходи! — не помня себя кричит Полана, и Юрай стремглав скатывается вниз, точно в пропасть. Но нет, не упал он в пропасть, а сидит на нижней ступеньке… и все-таки падает в бездну. Так глубоко упасть, о господи, так глубоко! Кто это тут стонет, а? Это ты, ты! Я? Нет, это не я, я еле-еле дышу. Я не виноват, если громко застонал… И еще, и еще… Ну, не стыдись же, дай себе волю, ты дома, ты хозяин!
Гордубал сидит на ступеньке и тупо смотрит перед собой. «Тебе в избе спать, — сказала она, — ты хозяин». А, вот оно что! Восемь лет ты, Полана, была сама себе хозяйкой и сейчас сердишься, что есть и над тобой хозяин. Эх, голубушка, поглядела бы ты, какой это хозяин: сидит на ступеньке и хнычет, словно малец. Утереть бы ему нос передником. Вот так хозяин! Гордубал неожиданно чувствует улыбку у себя на губах. Да, да, он смеется, — хозяин! Какой он там хозяин. Батрак! Батрак пришел к коровам, госпожа моя, а ты, Полана, будешь хозяйкой. Как барыня будешь жить, будут у тебя коровы и кони, Штепан и Юрай. Коров для тебя выхожу, Полана, — загляденье! И овец тоже. Все твое будет, всем будешь заправлять.
Вот и сердце успокоилось, и в груди не хрипит. Гордубал вбирает в себя воздух, расправляет легкие, как кузнечный мех. Что ж, хозяйка, батраку не место в избе. Батрак пойдет спать в хлев — вот где его место. Там спится лучше, там человек не один, рядом слышно живое дыхание. Когда ты один, страшновато вслух разговаривать, а с коровой можно поговорить, она повернет голову и выслушает тебя. Хорошо спится в коровнике.
Тихо-тихо бредет Юрай в хлев. Вот он — теплый запах скотины; звякнула цепочка на загородке. Это я, коровушки, это я! Слава богу, соломы хватит, чтобы выспаться человеку.
Пробил две-над-ца-тый час,
Храни свя-тый бо-же нас…
Нет, этого не было в Америке!
Бабы, лучины не жгите без толку.
Ночью от них до беды недолго…
Туу-туу-туу! — слышно издалека, точно рев коровы. Это ночной сторож трубит в рог.
VIII
Штепан закладывает телегу.
— Добрый день, хозяин. Хотите поглядеть на лужки?
Юрай хмурится. Что я, барский приказчик, чтоб ездить в телеге осматривать поля? А впрочем, почему бы не съездить? Дома делать нечего, некуда даже на покос выйти. Взглянуть разве на Поланины владения.
На Штепане широкие холщовые штаны и синий фартук. Сразу видать — из степи. И черномазый, как цыган. Гикнет на коней — упряжка летит с грохотом, со звоном. Юрай ухватился за телегу, а Штепан стоит, сдвинув шапку на затылок и высоко подняв вожжи, размахивает бичом над лошадиными спинами. Ну, ну, полегче, нам ведь не к спеху!
— Слушай, — недовольно ворчит Юрай, — зачем ты так сильно натягиваешь вожжи? Смотри, как они дергают мордой. Больно ведь им!
Штепан оборачивается, ухмыляясь.
— Так нужно, хозяин. Чтобы повыше держали голову.
— Зачем? — возражает Гордубал. — Пусть держат, как привыкли.
— За это хорошо платят, хозяин, — объясняет Штепан. — Всякий покупщик первым делом смотрит, как конь голову держит. Вы гляньте-ка, сударь, гляньте — как они славно бегут: одними задними ногами, а передними только перебирают. Н-но!
