— Наконец, посмотрите! — сказал он, указывая на шторы, — мы укрываемся даже от солнца! И — о какая дивная гармония укрывательства! Само солнце прикрывает пятнами ослепительный блеск своих лучей…
Тут он пришёл в восторг, а я подумал о нём: «Не совершил ли он от избытка своего доверия к людям и от убеждения в их мудрости чего-нибудь мерзкого и не нуждается ли в укрывателе?» Но оказалось нечто совершенно иное.
— Как видите, государь мой, вся вселенная, от былинки и до солнца, нуждается в покровах. Что вы на это скажете?
— Это… очень забавно! — сказал я.
— Ага! Ну-с, объясните же мне теперь — зачем вы написали «О чёрте»?
Если б меня вдруг сделали министром финансов, я, наверное, изумился бы менее, чем при этом странном вопросе.
— Не смотрите на меня круглыми глазами, — сказал он. — Не притворяйтесь изумлённым. Я безусловно осуждаю ваш поступок. В наше время, батенька мой, каждый порядочный человек стремится быть феминистом, даже и в том случае, если он женат. А вы вдруг показываете женщину в таком… несимпатичном освещении. Это — вообще, а в частности — та женщина, о которой вы писали, совершенно не заслуживает нарекания. Она права-с! Да! Она — права! Она в течение его трудовой жизни терпела вместе с ним и холод и голод… все лишения! Вот, наконец, он — умер. Ну что же? Мы все умрём… одни прежде своего времени, другие — быть может, запоздают, но — поверьте! — мы все умрём!
Я верил ему, молча кивая головой, и чувствовал себя очень скверно.
— И вот — он умер! А она, после его смерти, отдав ему всю свою молодость, все силы свои, наконец, получила возможность сносно жить на деньги, вырученные от продажи его…
— Кто — она? — с ужасом спросил я.
— Та, жена писателя, которую вы изобразили… не притворяйтесь!
— Но ведь я выдумал её! Ведь это только мой святочный рассказ…
— О! Вы прекрасно знаете, в чём дело…
— И действительно — она существует?
— Ну, разумеется!
— И… и за приказчиком замужем?
— Не за приказчиком, а, кажется, за маркёром… но это ничего не изменяет…
— Ах! Ничуть… ничуть, чёрт бы меня взял!
— Вам не стыдно, а?
— Но, послушайте! Ей-богу же, это только случайное совпадение… я фантазировал и — только!
— Вы фантазировали? В это я не верю. Но предположим, что — да, вы только фантазировали. Как же вы решаетесь фантазировать до такой степени неудачно, что ваши фантазии совпадают с действительностью? Знаете ли вы, что в публике говорят, будто вы написали свой рассказ о чёрте по заказу и внушению литературного фонда, который хочет добиться, чтоб все писатели отказывали право на издание их сочинений ему, фонду, а не жёнам и детям? Знаете ли вы, что публика тоже любит фантазировать и что она фантазирует всегда охотнее, чем думает?
* * *
Я долго уверял его, что история «о чёрте» только плод моей фантазии, но он не верил мне. Потом, кажется, поверил. И это он научил меня извиниться перед тобою, питатель, в моём невольном обмане и рассказать о настоящем, порядочном чёрте…
Я извинился. Теперь я хочу рассказать о добром чёрте. Клянусь, что буду строго придерживаться фактов, а существование доброго чёрта подтверждается Лесажем и китайской легендой о Цин-гиу-тонге.
Всё это произошло в ночь накануне крещенья. Стояла оттепель; белый, как молоко, густой туман наполнял улицы, скрывая дома друг от друга и пряча в покровах своих всё — и хорошее и дурное. Вокруг фонарей, окутанных туманом, образовались мутные пятна призрачного света, и — без лучей, без движения — они стояли в воздухе, не освещая земли. Душные, мутные волны наводили уныние своей мёртвой неподвижностью; люди являлись и исчезали в них, как призраки; все звуки, казалось, отсырели, были сдавлены, и даже удары колокола, тяжёлые от влаги, впитанной ими в себя, бессильно и быстро тонули в тумане, ничего никому не сказав…
— О тоска, моя нимфа Эгерия! Как я рад, что опять бодрый холод объятий твоих освежает усталую душу мою! Как грозовая туча в летний зной поит благодатною влагой эту бедную землю, всегда жаждущую цветов, так и ты — о тоска! — увлажаешь одинокое сердце моё, и от свежести твоего веяния расцветают в нем цветы ненависти моей к этой туманной, полумёртвой жизни, к этим бездушным людям, покорным рабам её.
