Дуся моя, будь женой, будь другом, пиши хорошие письма, не разводи мерлехлюндии, не терзай меня. Будь доброй, славной женой, какая ты и есть на самом деле. Я тебя люблю сильнее прежнего и как муж перед тобой ни в чем не виноват, пойми же это наконец, моя радость, каракуля моя.
До свиданья, будь здорова и весела. Пиши мне каждый день непременно. Целую тебя, пупсик, и обнимаю.
Твой А.
На конверте:
Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Красные ворота, д. Алексеевой.
Чехову Г. М., 1 сентября 1902>*
3821. Г. М. ЧЕХОВУ
1 сентября 1902 г. Ялта.
Спасибо, милый Жоржик, за хлопоты>*. Только ты забыл написать, сколько тобою потрачено. Напиши непременно, буду ждать.
Жена под Москвой на даче>*, я в Ялте, покашливаю.
Будь здоров и весел, поклонись своим>*. Спасибо за фотографию>*.
Твой А. Чехов. 1 сентября.
На обороте:
Таганрог. Его высокоблагородию Георгию Митрофановичу Чехову.
Книппер-Чеховой О. Л., 3 сентября 1902>*
3822. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
3 сентября 1902 г. Ялта.
3 авг.
Оля, прелесть моя, дуся, вчера получил твое великолепное письмо>*, прочел и успокоился. Спасибо тебе, родная. Я живу помаленьку, приеду, вероятно, 20 сентября>*, если не случится чего-нибудь; если случится, тогда попозже приеду.
Маша уезжает завтра>*, мне теперь будет скучно. А у меня совсем нет аппетита, ем мало, сравнительно>* с прежним (любимовским) очень мало. Писем получаю еще меньше.
Целую мою жену великолепную, обнимаю. Пиши хоть через три дня в четвертый. А когда я начну адресовать свои письма не на Красные ворота?>*
Твой А.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Красные ворота, д. Алексеевой.
Книппер-Чеховой О. Л., 5 сентября 1902>*
3823. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
5 сентября 1902 г. Ялта.
5 сент.
Дусик мой хороший, пишу я тебе, и мне кажется почему-то, что письма мои не доходят до тебя, — и потому нет охоты писать. Когда я начну адресоваться на Неглинный?>* Этот адрес на дом Алексеева>* представляется мне крайне туманным, в чем, конечно, я и ошибаюсь.
У меня бывает Суворин, который теперь в Ялте. Сегодня он уезжает. Бывают Миролюбов и Дорошевич.
Пиши мне побольше. Я отдал г-же Адель твои вещи>* потому, что она сама просила.
Ну, дусик, переменяй же адрес. Жара здесь невозможная, дождей нет и, похоже, не будет. Я замучился, можно сказать.
Храни тебя бог. Целую и обнимаю.
Твой А.
У меня народ непрерывно, писать нет возможности.
На конверте:
Москва. Красные ворота, д. Алексеевой.
Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Книппер-Чеховой О. Л., 6 сентября 1902>*
3824. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
6 сентября 1902 г. Ялта.
6 сент.
Крокодильчик мой, жена моя необыкновенная, не приехал я в Москву вопреки обещанию вот почему. Едва я приехал в Ялту, как барометр мой телесный стал падать, я стал чертовски кашлять и совершенно потерял аппетит. Было не до писанья и не до поездок. А тут еще, как нарочно, дождей нет и нет, хоть погибай, душа сохнет от жары. Хотел было принять по обычаю Гуниади Янос, но сия вода оказалась в Ялте поддельной, и у меня ровно два дня от нее были перебои сердца.
Видишь, какой скучный твой муж! Сегодня, чувствую, мне гораздо легче, но дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Поехал бы в Москву, да боюсь дороги, боюсь Севастополя, где придется сидеть полдня. А ты не приезжай сюда. Мне неловко звать тебя сюда в знойную пыльную пустыню, да и нет особенной надобности, так как мне уже легче и так как скоро я приеду в Москву>*.
100 р. за десятину — это сумасшедшая цена, нелепая. Брось, дусик, осматривать дачи>*, все равно ничего не выйдет. Будем ждать случая, это лучше всего, или будем каждое лето нанимать дачу.
Про какое письмо Немировича пишешь ты?>* Письмо к Штрауху? Какое? В чем дело?
В случае, если захочешь приехать в Ялту, то привези плевательницу (синюю, я забыл ее), pince-nez; рубах не привози, а привези фуфаечное белье, егеровское.
Суворин сидел у меня>* два дня, рассказывал разные разности, много нового и интересного — и вчера уехал. Приходил почитатель Немировича — Фомин, читающий публичные лекции на тему «Три сестры» и «Трое» (Чехов и Горький), честный и чистый, но, по-видимому, недалекий господинчик. Я наговорил ему что-то громоздкое, сказал, что не считаю себя драматургом, что теперь есть в России только один драматург — это Найденов, что «В мечтах»
