– Слушай, тут что-то не так, – вздохнул я. – Ну и что с того, что этот смешной тип приперся к тебе домой? Ты же у нас Тайный сыщик, величайший герой всех времен и народов, о тебе легенды впору слагать. А Джуба Чебобарго, насколько мне известно, никогда не ходил даже в послушниках какого-нибудь задрипанного Ордена. Этот парень – просто очень хороший кукольник с криминальными наклонностями, ничего больше. Ты мог бы сделать его одной левой, повернуться на другой бок и дрыхнуть до полудня – разве нет?
– Ох, Макс, я и так сделал его одной левой, как ты выражаешься. А теперь думаю, что немного погорячился, – Мелифаро отчаянно зевнул.
Я порылся в ящике стола, нашел бутылку с бальзамом Кахара и протянул ему. Надо было сразу сообразить, что для начала бедняге требуется окончательно проснуться.
– Спасибо, – голос Мелифаро сразу зазвучал так бодро, что сердце радовалось. – Да, я же не сказал тебе самого главного: ко мне приходил не сам Джуба, а его призрак.
– Призрак? – удивился я. – Так что, получается, он умер?
– По всему выходит, что так. Призраков живых людей, насколько мне известно, не существует… Ох, Макс, знал бы ты, что он творил, этот мертвый засранец!
– И что же он творил?
– Тебе бы понравилось, – буркнул Мелифаро.
Мне показалось, что он чертовски смущен. Вот уж не думал, что такое возможно.
– Ты сейчас похож на юную леди, которая не решается рассказать мамочке о своем первом свидании, – ехидно сказал я.
– Можешь себе представить, ты попал почти в точку, – неожиданно рассмеялся он. – Ладно уж, поскольку мне, вероятно, предстоит поведать об этом кошмаре всему Тайному Сыску, лучше начать с тебя. После твоих комментариев мне уже все будет нипочем. Видишь ли, этот грешный призрак появился в моей спальне, когда я как раз вспомнил о том, что должен проделать настоящий мужчина, обнаружив в постели свою любимую жену.
– И что же он должен проделать? – я старательно изобразил на лице заинтересованное выражение. Потом не выдержал, махнул рукой и рассмеялся. – Да уж, не совсем подходящий момент, чтобы бороться с привидениями! Могу тебе только посочувствовать, дружище.
– Если бы он просто появился… Не думаю, что мы бы его заметили, – сухо сказал Мелифаро. – Этот сволочной призрак принялся комментировать происходящее.
Я не выдержал и рассмеялся. Мелифаро попробовал обидеться, но вскоре понял, что его таланты в этой области весьма ограниченны, и криво улыбнулся.
– Ну да, сейчас мне и самому смешно. Но слышал бы ты, что он молол!
– И что же?
– Знаешь, если я начну его цитировать, я, наверное, покраснею. Да и ты, пожалуй, тоже, – вздохнул Мелифаро.
– Ну, на твоем месте я бы не очень на это рассчитывал.
Мелифаро смерил меня скорбным взором. В его очах были сокрыты многие знания и, надо понимать, многие печали. Сейчас он был похож на мудрого старца, который пытается объяснить своему малолетнему правнуку, что жизнь – вовсе не такая простая и приятная штука, как это представляется в нежном возрасте.
– Давай, мужик, стукни ее головой о стенку, и по самые помидоры! – гнусаво произнес он. – Были и другие высказывания. Это еще самое приличное из всего набора. Полагаю, что заниматься любовью в присутствии дюжины пьяных матросов было бы гораздо приятнее и спокойнее. Ты не очень обидишься, если я не стану продолжать?
– Не очень, – я сочувственно покачал головой. – Надеюсь, ты его быстро заткнул?
– Да, довольно быстро. Если не считать, что в течение первых двух минут я тупо смотрел на эту полупрозрачную дрянь и хватал ртом воздух.
– Ты имел на это полное право, – признал я. – А Кенлех? Если уж ты до сих пор в шоке, могу себе представить, что с ней творится!
– Ничего подобного, – Мелифаро неожиданно рассмеялся. – Сначала она просто испугалась. Она же еще никогда в жизни не видела привидений. Но потом, когда я очухался и кое-как испепелил эту сволочь, девочка тут же успокоилась и принялась успокаивать меня. Кажется, Кен просто не придала его болтовне никакого значения.
– Могу ее понять, – улыбнулся я. – Когда я сам впервые в жизни увидел привидение, мне тоже было абсолютно все равно, что оно говорит. Сам факт его существования так меня потряс, что все остальное уже не имело значения.