– Совсем как раньше? – недоверчиво переспросил я.
– Можешь себе представить. За первые четыре дня эпидемии умерло около двадцати тысяч человек. Потом ты взялся за дело, убил Угурбадо, и проклятие анавуайны уснуло. Надеюсь, навсегда. Мы смогли вылечить почти всех, кто успел заболеть, но еще не умер – их было не так уж много. Конечно, двадцать тысяч мертвых – большая беда, но в таком огромном городе, как Ехо, это не слишком заметно. Ох, Макс, я и не надеялся, что мы выйдем из этой передряги с такими ничтожными потерями!
Джуффин внезапно умолк, помрачнел, подошел ко мне и уселся на подлокотник моего кресла. Положил руку мне на плечо, хотел что-то сказать, потом передумал и отвернулся.
– Что-то не так? – насторожился я.
– Все не так, – яростно сказал шеф. – Сижу тут с тобой, рассказываю, как все замечательно… Извини, мальчик, я просто не знал, с каких новостей следует начинать – с хороших или с плохих. И почему-то решил, что следует начать с хороших.
Мир вокруг меня стремительно расползался на клочки цветного тумана. Откуда-то издалека донесся голос – только потом я понял, что он принадлежал мне самому.
– А что, есть и плохие новости? – спрашивал этот странный чужой голос. Можно подумать, требовались какие-то дополнительные уточнения.
– Есть. Правда, только одна, но… В общем, леди Теххи больше нет в Ехо.
– Она умерла от этой дряни?
Джуффин покачал головой.
– Нет, Макс. Она просто уехала.
– Но Теххи не может удаляться от Сердца Мира, – возразил я. – Она говорила мне, что умрет, если уедет достаточно далеко.
– «Умрет» – не совсем то слово, которое уместно в данном случае. Ты же видел ее братьев? Дети твоего приятеля Лойсо Пондохвы не умирают, как обычные люди, – мягко сказал Джуффин.
– Но… Это уже случилось, да?
Сам не знаю, каким образом мне удавалось выговорить хоть что-то. Я уже не чувствовал своего лица, губы не повиновались приказам, словно бы мне впрыснули несколько лошадиных доз новокаина.
– Да, – эхом откликнулся Джуффин. Немного помолчал и добавил: – Теххи действительно не умерла, Макс. Просто стала чем-то другим. Легким, как ветер, призрачным существом, открытым для всех чудес Вселенной.
– Но для меня ее уже нет.
– Да, для тебя ее уже нет. Но могло быть и хуже. Помнишь, когда-то я тебе уже говорил: «не моя девушка» – это звучит довольно неприятно, но все же гораздо лучше, чем «мертвая девушка». А Теххи не умерла. Во всяком случае, не так, как умирают люди.
– Да, – равнодушно согласился я. Немного посидел, тупо уставившись в одну точку, потом понял, что так не годится, и попросил: – Джуффин, вы не могли бы немножко привести меня в порядок? Что-то я совсем не соображаю.
– Так даже лучше. Ну зачем тебе сейчас соображать, скажи на милость?
– Мне нужно соображать. Я хочу ее увидеть. Просто убедиться, что она еще хоть каким-то образом есть. Да, я видел ее братишек-призраков и не раз слышал от Теххи, что с ней когда-нибудь случится то же самое, но этого недостаточно. Я слишком устал, и у меня нет сил верить и надеяться. Мне нужно знать наверняка.
– Хорошо, если ты так решил – пожалуйста. Мне не жалко.
Джуффин спрыгнул с подлокотника моего кресла, положил руку мне на затылок – я содрогнулся от ледяного прикосновения его ладони – и внезапно сжал пальцы с такой чудовищной силой, словно собирался раскрошить в пыль мой бедный череп.
У меня в глазах окончательно потемнело, жалкие остатки ощущений, худо-бедно связывавших меня с реальностью, померкли, а потом мир вернулся ко мне – такой сокрушительно великолепный и яркий, словно до сих пор я смотрел на него через несколько слоев полупрозрачной марли и только сейчас мне разрешили узнать, каков он на самом деле.
– Спасибо, Джуффин, – изумленно сказал я. – Вообще-то вам следовало бы ежедневно проделывать со мной эту процедуру.
– Нельзя, – вздохнул он. – Во-первых, это Белая магия семьдесят четвертой ступени – самое радикальное средство для того, кому позарез приспичило прийти в себя. Если бы здесь был наш сэр Шурф, он бы непременно рассказал мне, что за такие штучки полагается провести пару дюжин лет в Холоми. И потом, этот фокус заставляет человеческое тело стареть. Один-то раз можно, не такая уж великая потеря, если ты станешь на несколько лет старше. Но больше нельзя.