— От Борзова на прощанье слышал эти слова и от тебя слышу, — нахмурился Мартынов. — Какие горки? Еще спрашиваешь, откуда взялся страх! Вот вы сами такие и выдумываете себе страхи! Собственной тени стали пугаться.
— Ну, положим, когда запишут тебе строгий выговор в личное дело, — это уже не тень…
Глотов мягко, как-то необычно для его тяжелого, оплывшего, неподвижного лица, улыбнулся, тронул за плечо Мартынова:
— Ладно, не сердись, Илларионыч! Так, по глупости сказал… А меня не торопись сдавать в архив. Устал — это еще не дуба дал. Устал, отдохнул — и дальше пошел!..
4
В Доме культуры проходило собрание районного партийного актива.
Доклад об итогах недавно состоявшегося пленума обкома сделал председатель райисполкома Руденко: Мартынов, простуженный, осипший, с обвязанным шерстяным шарфом горлом, не мог громко говорить, а второй секретарь райкома Медведев был в отпуску.
Собственно говоря, доклад был не сделан, а прочитан, и поручить читку можно было любому человеку, даже техническому секретарю, лишь бы голос у чтеца был звучный. Или даже можно было совсем, для экономии времени, не читать — заранее отпечатать доклад в сотне экземпляров и разослать всем приглашенным на собрание.
Пленум обкома обсуждал два вопроса: о состоянии массово-воспитательной работы в колхозах области и мерах подъема и развития животноводства. О решениях пленума по этим вопросам и докладывал Руденко: полтора часа монотонного чтения, ни на минуту не оторвался от текста, подготовленного для него работниками райкома и райисполкома, ни разу не поднял головы, не глянул в зал перед собою. В зале кто дремал, кто шептался с соседом, кто — в задних рядах — украдкой покуривал в рукав.
Мартынов сидел в президиуме злой, нервно вертел в пальцах карандаш, бросал на Руденко исподлобья свирепые взгляды.
Вопросов к докладчику не было. Записавшихся в прениях — только два.
Первым выступил инструктор райкома Николенко. Все десять минут, положенные ему по регламенту, он перечислял недостатки в работе колхозных партийных организаций его куста: там не проводятся по три месяца собрания, там растеряли агитаторов, там не выпускают стенгазету, там коммунисты пьянствуют на престольные праздники. Как будто в этом только и заключались его обязанности: ездить из колхоза в колхоз и старательно фиксировать все «упущения», «сигнализировать» о них членам бюро райкома. Его речь не улучшила настроения Мартынова.
После Николенко он предоставил слово колхознице Гончаровой, заведующей свинофермой.
В зале погасло электричество, и, хотя собрание проходило днем, за столом президиума на сцене было темновато — обмерзшие, запорошенные снегом окна пропускали мало света. Женщина читала речь по бумажке, мучительно запинаясь на каждом слове:
«Наши достижения… результат упорного… труда и высокосознательного отношения… исключительно большое внимание… мы уделяем выращиванию поросят… опорос производится в чистом… продез… инфицированном станке… Применяя обильное и разнообразное… кормление свиней… и молодняка, создавая для них благоприятные условия, мы добились… получения от свиноматок здорового и жизнеспособного приплода… Сейчас мы ставим перед собой… задачу… и тем самым повысить… доходность от животноводства».
Запиналась она даже в таких местах речи, где предполагался подъем, пафос.
«Развернув живой… живое… соревнование, мы обязуемся…»
Под конец выступления она перепутала листки, сбилась, растерялась и, так и не договорив фразу, сошла вниз.
В президиуме все сидели, потупив головы от неловкости.
Мартынов встал, чтобы объявить перерыв.
— Есть здесь секретарь парторганизации «Дружбы?» — простуженным, сиплым голосом спросил он.
— Я, — поднялся в задних рядах мужчина в офицерской шинели без погон.
— Это ты, товарищ Мостовой, сочинял речь для нее?
— Я… С председателем колхоза.
— Потрудились!.. Лучший животновод в районе, сделал ферму образцовой, на это у нее хватило способностей, а выступить здесь, рассказать о своей работе — на это, боитесь, способностей не хватит?.. Не смущайся, товарищ Гончарова, что плохо выступила. Это не тебе стыд, это нам стыд… Прежде чем объявить перерыв, я вот что хочу сказать, товарищи. — Мартынов покосился на сидевшего в президиуме инструктора обкома, предчувствуя стычку с ним. У него с этим инструктором, Голубковым, часто приезжавшим в их район, были давние нелады. — Давайте так договоримся: кому нечего дельного сказать, пусть лучше не выступает здесь, не отнимает время у себя и у других. Нам не нужна активность для отчетности: «На собрании выступило столько-то процентов присутствующих». А о чем говорили, для чего говорили? Николенко вот пересказал здесь свою докладную записку, которую мы читали уже три дня тому назад. Партактив собирается для делового обсуждения вопросов, а не для речей ради речей. Объявляется перерыв на пятнадцать минут.
