— Ой, что это, ради всего святого? — спросила Ева Лотта.
Все трое выбежали из цирка. Через секунду им навстречу выкатился какой-то серый клубок. Именно этот клубок и издавал те самые ужасающие вопли. А клубком был всего лишь Туссе, котенок Евы Лотты.
— Туссе, о Туссе, что же это? — пролепетала Ева Лотта.
Она схватила котенка, не обращая внимания на то, что он царапался и кусался.
— О, — сказала Ева Лотта, — кто-то… О, как не совестно, кто-то крепко привязал к его хвостику эту дрянь, чтобы напугать котенка до смерти!
К хвосту котенка был привязан шнурок, а на шнурке болталась жестянка, которая при каждом прыжке животного ужасающе дребезжала. Слезы полились ручьем из глаз Евы Лотты.
— Если б я знала, кто это сделал, я бы…
Она подняла глаза. В двух шагах от нее стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
— Ох, ох, — повторял он, — смешнее этого я в жизни не видывал.
Ева Лотта кинулась к нему:
— Это сделали вы, дядя Эйнар?
— Сделал? Что сделал? О Боже! Какие прыжки! Вот умора! Зачем ты сняла жестянку?
Тут Ева Лотта закричала и бросилась на него. Она била его кулаками куда попало, меж тем как слезы не переставая струились по ее щекам.
— Это отвратительно, о, как не совестно, я ненавижу вас, дядя Эйнар!
Тут веселое лошадиное ржание смолкло. Лицо дяди Эйнара странно изменилось. На нем появилось выражение ненависти, испугавшее Андерса и Калле. Они так и застыли на месте, превратившись в двух неподвижных зрителей этого необычайного представления. Крепко схватив Еву Лотту за руки, дядя Эйнар почти что прошипел:
— А ну успокойся, девчонка! А не то я тебе все кости переломаю!
Ева Лотта чуть не задохнулась; дыхание ее стало тяжелым и прерывистым. А руки бессильно повисли, ощутив на миг железную хватку дяди Эйнара. Она испуганно смотрела на него. Отпустив ее, он несколько смущенно провел рукой по волосам. А потом улыбнулся и сказал:
— Что с нами, собственно говоря, происходит? У нас что, соревнование по боксу? И вообще, о чем речь? Я думаю, ты выиграла в первом раунде, Ева Лотта!
Ева Лотта не ответила ни слова. Взяв котенка, она повернулась на каблучках и ушла, очень прямая и стройная.
Когда в комнате у Калле появлялись комары, они очень мешали ему спать. Вот и теперь какой-то летучий негодник разбудил его.
— Нелюдь, — пробормотал он, — хоть бы таких, как ты, вовсе на свете не было!
Он потрогал себя за подбородок в том месте, куда его укусил комар. Потом посмотрел на часы. Скоро час. Время, когда все порядочные люди давно уже спят.
— Кстати, — сказал он сам себе. — Интересно, спит этот истязатель котят или нет?
Он зашлепал к окну и выглянул наружу. В мансарде горел свет.
«Спи он чуточку побольше, может, и не был бы такой беспокойной натурой, — подумал Калле. — А не будь он такой беспокойной натурой, он, может, спал бы побольше».
Странно, но ему вдруг показалось, будто дядя Эйнар услыхал его мысли, так как в эту минуту в мансарде погас свет. Калле только собрался было снова залезть в постель, как внезапно случилось нечто, заставившее его вытаращить глаза от удивления. Дядя Эйнар осторожно выглянул в открытое окошко и, убедившись, что поблизости никого нет, вылез на пожарную лестницу. Миг, и он уже на земле! Держа что-то под мышкой, он быстрыми шагами направился к сараю рядом с пекарней, где хранились разные инструменты и всякая снасть.
Поначалу Калле замер от удивления. Он так опешил, что не мог прийти в себя и что-то предпринять. Но тут же бурный водопад мыслей, догадок и вопросов обрушился на него. Он дрожал от нетерпения и восторга. Наконец-то, наконец-то нашлась на свете личность, которая и в самом деле оказалась таинственной и подозрительной! И не только на первый взгляд, но и после более глубокого изучения. Ведь одно это подозрительно: взрослый человек посреди ночи вылезает из окошка! Не будь он преступником, он, верно, воспользовался бы обыкновенной лестницей.
— Вывод номер один, — сказал самому себе Калле, — он не желает, чтобы кто-то в доме слышал, что он уходит. Вывод номер два: он замышляет какое-то страшное преступление. Ой, ой, какой же я болван, стою здесь и ничего не делаю!
