— Ну, идем…
И так шли они по городу, обращая внимание прохожих.
Кто знал, что этот толстый неряха в туфлях на босую ногу — Данилов, — останавливался и долго еще смотрел ему вслед.
В купальне Данилов долго сидел в воде, и фыркал, и полоскался, как бегемот.
Карташев одевался и думал, как бы ему отделаться от него.
Выйдя из воды, Данилов спросил Карташева:
— Ну, вы куда теперь?
— Надо свое начальство разыскать. Мы послезавтра хотим ехать.
— Пора, пора… ну идите, не по дороге: я отсюда в управление.
На даче Марья Андреевна встретила его с упреком:
— Это очень мило. Мы его ждем с обедом, не едим…
— Но, ради бога!..
— Да ели, ели, — успокоил его младший Сикорский и спросил, принял ли он все в управлении?
— Все, кроме тех чертежей, которые у них еще в работе. В этих списках обозначено.
Карташев показал списки, свою книжку.
Сикорский посмотрел, кивнул головой и сказал:
— Это, значит, в порядке. Завтра утром надо ехать на ярмарку покупать лошадей, тарантасы и завтра же нагрузить на них весь наш скарб, и с Ереминым и еще одним десятником, которого я взял, отправить в Заим, оставив себе только тарантас и мою тройку, и послезавтра налегке, чтобы к вечеру быть в Заиме, выедем.
Выбранное резиденцией третьей дистанции село Заим ясно встало в глазах Карташева.
Ужинали, гуляли по саду, пели, играли, разговаривали.
В половине одиннадцатого Сикорский сказал:
— Ну, а теперь спать. В пять утра я буду вас ждать на ярмарке.
А Петр Матвеевич, у которого уже слипались глаза, сказал:
— Слава богу, кажется, начинает водворяться порядок.
Когда Карташев приехал на свою квартиру, он увидел спину Данилова, наклоненную над столом.
Быстро раздевшись, он лег, потушил свечку и сейчас же заснул, попросив разбудить себя в четыре часа.
Извозчик у него был уже договорен, все тот же молодой парень из России.
Апатичный Семен в четыре часа уже будил Карташева, а немного погодя принес ему чай, масло и хлеб.
Умываясь, Карташев заглянул в коридор и, увидев в кабинете опять неподвижную спину Данилова, подумал:
«Что ж он, так не вставая и сидит за работой? А на вид лентяй, какого и не выдумаешь».
Когда он уходил, Данилов, тяжело повернувшись, спросил его:
— Куда?
— Лошадей покупать.
— А вы понимаете в них?
— Немного, но там будет и Сикорский, и Еремин, и Тимофей, и мой извозчик.
Карташев заехал за Ереминым и Тимофеем и с ними проехал на ярмарку.
Она представляла бесконечное количество конных рядов, и только где-то в стороне стояли балаганы с наваленными перед ними кадками, колесами, лопатами и другими деревянными изделиями, да высокие молдаванские каруцы с углем и разным лесом. Были пряники с сусальным золотом и лошадки из картона, крашеные и полированные, с их особым запахом кислого клея, но все это уже не интересовало Карташева.
Маленький Сикорский вынырнул из-за одной из телег и крикнул ему:
— Идите сюда!
Он уже облюбовал тройку для себя и теперь отчаянно торговался с цыганами.
Глазки Сикорского сверкали лукаво, щурился он так же, как и цыгане, хлопал их по ладоням и твердо выкрикивал свою цену.
Черный цыган, сняв свой картуз и вытирая платком пот, говорил:
— Ай, ай, барин, уж не цыган ли ты сам?
Сикорский весело хохотал и уходил, а цыган, после долгого раздумья, кричал:
— Ну, бог с тобой, красненькую прибавь и бери!
Но Сикорский, не поворачиваясь, кричал ему свою прежнюю цену.
И с отчаянием опять кричал цыган:
— Бери!
Сикорский возвращался и говорил:
— Нет, после мы еще запряжем, а вы, господа, смотрите лошадей.
И Еремин, и Тимофей, и извозчик осматривали лошадей еще раз. Смотрели в зубы, наступали им на копыта, сжимали им ноздри, водили перед глазами соломинкой, выворачивали губы, щупали под челюстями и осматривали все пятна на спине, запускали руки под ноги. Потом запрягли.
Купили тройку, купили трех рабочих лошадей, купили тарантас, телеги.
Карташев совершенно случайно нашел и для себя то, что искал.
На маленькой, красиво сделанной тележке, запряженной молодой гнедой кобылой, сидел пожилой мещанин.
— Купите, барин, — сказал он проходившему Карташеву, — всю справу продаю.
Карташев остановился.
— Продаю без обмана; я не цыганин и не барышник. Лошадка выросла у меня в доме, и думал: никогда не расстанусь. Да вот пришлось. Купите, будете благодарить и вспоминать меня. Присаживайтесь, попробуйте.
