Злобно погрозив кулаком в направлении спальни, он тихо вышел из зала и зашел в ванную.
Когда он снова показался в дверях, на лице его уже играла улыбка. В руке он держал плотно запечатанную четвертку табаку.
* * *
— Элла Андреевна! А как правильно: «ди фенстер» или «дас фенстер»?
— Дас. Дас.
Эланлюм любила свой немецкий язык до самозабвения и всячески старалась привить эту любовь своим питомцам, поэтому ей было очень приятно слышать назойливое гудение класса, зазубривавшего новый рассказ о садовниках.
— Воронин, о чем задумался? Учи урок.
— Воробьев, перестань читать посторонние книги. Дай ее сюда немедленно.
— Элла Андреевна, я не читаю.
— Дай сюда немедленно книгу.
Книга Воробьева водворилась на столе, и Эланлюм вновь успокоилась.
Когда истек срок, достаточный для зазубривания, голос немки возвестил:
— Теперь приступим к пересказу. Громоносцев, читай первую строку.
Громоносцев легко отчеканил по-немецки первую фразу:
— У реки был берег, и на земле стоял дом.
— Черных, продолжай.
— У дома стояла яблоня, на яблоне росли яблоки.
Вдруг в середине урока в класс вошел Верблюдыч и скверным, дребезжащим голосом проговорил, обращаясь к Эланлюм:
— Ошень звиняйсь, Элла Андреевна. Виктор Николайч просил прислать к нему учеников Черний, Громоносцев унд Воробьев. Разрешите, Элла Андреевна, их уводить.
— Не Черный, а Черных! Научись говорить, Верблюд! — пробурчал оскорбленный Янкель, втайне гордившийся своей оригинальной фамилией, и захлопнул книгу.
По дороге ребята сосредоточенно молчали, а обычно ласковый и мягкий Верблюдыч угрюмо теребил прыщеватый нос и поправлял пенсне.
Невольно перед дверьми кабинета завшколой шкидцы замедлили шаги и переглянулись. В глазах у них застыл один и тот же вопрос: «Зачем зовет? Неужели?»
Викниксор сидел за столом и перебирал какие-то бумажки. Шпаргонцы остановились, выжидательно переминаясь с ноги на ногу, и нерешительно поглядывали на зава.
Наступила томительная тишина, которую робко прервал Янкель.
— Виктор Николаевич, мы пришли.
Заведующий повернулся, потом встал и нараспев проговорил:
— Очень хорошо, что пришли. Потрудитесь теперь принести табак!
Если бы завшколой забрался на стол и исполнил перед ними «танец живота», и то тройка не была бы так удивлена.
— Виктор Николаевич! Мы ничего не знаем. Вы нас обижаете! — раздался единодушный выкрик, но завшколой, не повышая голоса, повторил:
— Несите табак!
— Да мы не брали.
— Несите табак!
— Виктор Николаевич, ей-богу, не брали, — побожился Янкель, и так искренне, что даже сам удивился и испугался.
— Вы не брали? Да? — ехидно спросил зав. — Значит, не брали?
Ребята сробели, но еще держались.
— Не-ет. Не брали.
— Вот как? А почему же ваши товарищи сознались и назвали вас?
— Какие товарищи?
— Все ваши товарищи.
— Не знаем.
— Не знаете? А табак узнаете? — Викниксор указал на стол. У ребят рухнули последние надежды. На столе лежали надорванные, помятые, истерзанные семь пачек похищенного табаку.
— Ну, как же, не брали табак? А?
— Брали, Виктор Николаевич!
— Живо принесите сюда! — скомандовал заведующий.
За дверьми тройка остановилась.
Янкель, сплюнув, ехидно пробормотал:
— Ну вот и влопались. Теперь табачок принесем, а потом примутся за нас. А на кой черт, спрашивается, брали мы этот табак!
— Но кто накатил, сволочи? — искренне возмутился Цыган.
— Кто накатил?
Этот злосчастный вопрос повис в воздухе, и, не решив его, тройка поползла за своими заначками.
Первым вернулся Янкель. Положил, посапывая носом, пачку на стол зава и отошел в сторону. Потом пришел Воробей.
Громоносцева не было.
Прошла минута, пять, десять минут — Колька не появлялся.
Викниксор уже терял терпение, как вдруг Цыган ворвался в комнату и в замешательстве остановился.
— Ну? — буркнул зав. — Где табак?
Цыган молчал.
— Где, я тебя спрашиваю, табак?
— Виктор Николаевич, у меня нет… табаку… У меня… тиснули, украли табак, — послышался тихий ответ Цыгана.
Янкеля передернуло. Так вот чей табак взял он по злобе, а теперь бедняге Кольке придется отдуваться.
Рассвирепевший Викниксор подскочил к Цыгану и, схватив его за шиворот, стал яростно трясти, тихо приговаривая:
