Ону было уже четырнадцать зим, но он не хотел ничем заниматься и целый день сидел дома, держась одной рукой за голову, а другой лениво помешивая уголья.
Все это очень не нравилось родным.
Вошел Бьорн.
— Ну, парень, теперь тебе пора начать работать. Воздух стал теплее, и мороз вышел из земли. Вставай скорей, помоги нам свозить торф с поля.
— Когда я дорасту до метки, тогда я пойду с вами, а сейчас я еще не могу.
— Никчемушный ты у меня, сын, и мало мне от тебя радости. Твой старший брат молодчина, а ты, вот, никуда не годишься.
Бьорн подошел ближе, но потом повернулся и вышел.
Он вырезал метку на стене в семи футах от пола, и родственники убедили его, что он только тогда будет мужчиной, когда дорастет до этой метки.
У Она был ужасный вид. Все родственники переросли его на много, и поэтому доставшиеся на долю Она панталоны были до того изношены, что колени торчали наружу. Куртка его тоже была продрана на локтях. От дыма волосы его порыжели, а лицо почернело от сажи. И все над ним смеялись. Мать хотела подарить ему к Рождеству новое платье, но Бьорн сказал, что он этого не стоит.
По хижине бегали поросята и всё пачкали в доме. Только один поросенок был лучше других и не загаживал соломы, на которой спал Он. Поэтому Он считал этого поросенка своим другом и дал ему имя Гротте.
Каждый раз, когда отец бранил Она, тот сочинял для Гротте новую песню. Никто, кроме поросенка, не понимал этих песен, а потому все считали Она помешанным. Один только Гротте всегда подбегал к нему, садился на задние лапки и слушал, насторожив уши, с таким видом, будто хотел сказать: — Как хорошо!
— Завтрак был готов.
— Сними-ка котелок, — попросил Она один из родственников.
— Не хочу, — отвечал Он.
Тогда родственник зачерпнул ложкой в котле и плеснул в лицо Ону. Он вытер лицо и молчал.
— Чего ты смотришь, Он? Дай ему сдачи! — закричали другие родственники.
— Я не могу, — сказал Он и лег на свою солому.
Пришла весна, и лед стал таять на горах. Гротте сделался беспокойным, потому что в доме была молодая свинка. Гротте уже не хотел слушать песен Она и раз даже пропадал целую ночь. Гротте возвратился только утром и боязливо заглянул в дверь кухни. Он хотел подозвать его к себе, но Гротте заполз под ящик с мукой.
Тогда Он запел:
Путник, бойся весны!
Посмотри:
Тонок лед под ногой,
Снег коварный глубок,
Страшен грозный обвал,
Мчится бурный поток,
Мутный плещется вал…
Гротте вылез из-под мучного ящика, и Он вытер ему слезы своим рукавом.
На следующее утро свинку нашли мертвой.
Когда земля покрылась зеленью, Он спустился в долину.
Дочь соседа лежала у ручья и мыла холсты. Он сел на камень, зажал руки между колен и смотрел.
— Разве у тебя зябнут колени? — спросила Дрифа.
Он покраснел до корня волос.
— Милый Он, помоги мне втащить на гору ушат.
Он вскочил и поставил ушат себе на голову.
Дрифа засмеялась.
— Почему ты смеешься надо мной?
Бедный Он, говорят, что ты сумасшедший.
Он схватился за голову и думал.
Тогда Дрифа засмеялась так, что грудь запрыгала у неё под рубашкой.
В это время к ним подошел Торе и посадил Дрифу к себе на колени. Он вдруг побледнел и поднял камень. Но тут подбежал Гротте и так сильно дернул Она сзади за куртку, что оторвал целую фалду. Он уронил камень и обернулся. Торе и Дрифа снова стали смеяться. Тогда Он заткнул пальцами уши и побежал домой.
В начале весны хотели праздновать свадьбу Торе. По этому случаю всё в доме было, вверх дном.
Однажды утром прибежал перепуганный Гротте и спрятался за спину Она. За Гротте по пятам гнались все родственники. Он схватил кочергу и стал ею размахивать во все стороны. После этого родственники весь день не беспокоили Гротте.
На следующее утро Гротте исчез.
Он вскочил с постели. На плите стоял самый большой горшок, в нём варилась голова Гротте и укоризненно смотрела на Она.
Тогда Он запел:
Горшок печной, что так грустно поешь?
Друг мой Гротте навеки уснул.
Дым густой к небесам поднимается,
Гротте, бедняга, без жизни валяется.
Гротте, Гротте, убили тебя!
За свою свинку прости ты меня.
Гротте, Гротте, так не смотри!
Лежи себе смирно и спи…
Он лег в угол и зарылся с головой в солому.
