— А не омманет ли нас ваш Антонов? — крикнул какой-то очень оборванный дезертир, обращаясь к Трубке.
— Как обманет? — возразил Трубка с ухмылкой во весь огромный рот. — Красные галифе кто вам обещал? Кожаные кужурки кем были обещаны? Даст, все даст Александр Степанович!
— А провались оно все пропадом! — крикнули из толпы — Будем за Антонова воевать!
— Начинай! — закричал худой, небритый детина в рваной австрийской шинели. — Енералы сук-киного сына!
— Давай орателя!
Дезертиры кричали, ломались — знали, зачем собрал их Антонов, слышали, что нуждается в солдатах, и набивали себе цену.
Ишин, сдерживая танцующего мерина, начал говорить.
— Здорово, друзья! Зачем явились, что от нас вам надобно? — спросил он.
— Воевать желаем! — послышалось из толпы.
— Та-ак, — протянул Ишин и подмигнул дезертирам. — С кем же?
— А нам все равно. К войне мы привыкшие, делать нечего… Вы нас звали, мы пришли! И ничего чудного в том нет, — отвечал парень в матросском бушлате, по всем признакам коновод толпы.
— А вы бы к красным подались! — съязвил Ишин.
— Ты о деле говори, о деле! — раздались крики.
— Что-то вы такие хмурые да злые? С чего бы это? — Ишин захохотал. — Власть у вас своя, поит вас, кормит… Аль комиссары больно сурьезный народ?
— Востер у тебя язык, у черта! — крикнул кто-то восторженно.
— А вы стрелять-то не разучились, молодцы?
— А чего ты зубы скалишь? — взорвался парень в бушлате. — Мы твои зубы рассматривать не желаем! Ты не тяни, а враз скажи: берете или нет? Атаманов много — найдем и других! Нам с кем ни гулять!
Поодаль от толпы, под кустом, сидели толстогубый малый и бородатый мужик. Малый, прислушиваясь к речи Ишина, искал в рубахе вшей.
— Ишь ты, — рассуждал он, копаясь в рваном тряпье. — Обовшивели мы, и щец с бараниной пожрать не вредно бы. А только омманут они нас, ей-богу, омманут. Ты как думаешь, Петруха? А морда у него красная, видать, жрет здорово! Петруха, ты как? Слышишь, красные галифе обещают и кужурку из кожи. А, провались ты пропадом, будем за него воевать! Ура, даешь! — закричал парень, размахивая рубахой.
И все заголосили, заорали. Ишин тоже гоготал и кричал что-то.
— Только вы, братцы, имейте в виду, — сказал Ишин, когда толпа утихомирилась, — мы не разбойники, мы за Учредительное собрание воюем!
— А нам наплевать!
— Даешь! — закричали хором дезертиры.
— Но один уговор, — сказал парень в бушлате, — чтоб всей моей братве кожаные кужурки и красные галифе, понял? Как обещано!
— Пусть он, Колька, побожится, что не омманет! — крикнул толстогубый малый.
— Божись, атаман, не отвиливай!
Ишин истово перекрестился.
— Ей-богу, не обману, братцы! — проникновенно сказал он с хитрым блеском маслянистых глаз.
— Омманет, сука! — восторженно крикнул толстогубый.
— Ну, договорились, что ли? — спросил Ишин. — Так пойдемте списки писать. — Он спешился и повел дезертиров к палаткам, где за столами уже ждали писаря из дружинников.
3
У берега шел разговор с людьми, державшимися особняком от вшивой дезертирской команды.
— Я буду с вами начистоту! — Сидя в седле, Токмаков говорил резко и отрывисто. — По поручению центрального и Тамбовского губернского комитетов партии социалистов-революционеров мы готовим восстание против Советов. Мы за Учредительное собрание. За Советы без коммунистов. За землю и волю. Судите сами: по пути вам с нами или нет?
— А у нас, любезный, — отозвался молодой человек с длинным унылым лицом, — выхода нет. Либо против коммунистов и с вами, либо подыхать в лесах.
— Уж эти мне эсеры! — с гримасой отвращения заметил толстый, обросший рыжей щетиной офицер. — Может быть, к Деникину пробиться? Там дело вернее.
— К чертовой матери белых генералов! — вспылил седой человек с глубоким шрамом через всю правую щеку, в аккуратной шинели. — Ко всем чертям!
— Дельно сказано, гражданин! — весело проговорил Токмаков. — Власть после победы поделим справедливо. Что скажут другие? Вы, надо думать, все офицеры?
Толстый рыжий офицер мотнул головой.
— Конечно, — вступил Антонов, — среди вас есть не разделяющие наших убеждений. Но в момент борьбы с общим врагом стоит ли спорить о догмах? Разберемся потом.
