Арсеньева. Какой интересный старик!
Людмила. Молодые — интереснее. Дроздов, например, а? Замечаешь, как он присматривается к тебе?
Арсеньева. У него такая служба…
Людмила. Обыкновенная — мужская. А мне инженер нравится.
Арсеньева. Который?
Людмила. Яропегов, конечно! Он в клубе читал лекцию по истории земли, по металлам, — интересно! Весёлый, чёрт!
Арсеньева. Что ж он — ухаживает за тобой?
Людмила. Заговаривает. Смешит. Я — люблю весёлых!
Арсеньева. Ты бы лучше со своим с кем-нибудь веселилась.
Людмила(вздыхая). Свои, свои… Вон Китаев просит записаться с ним.
Арсеньева. Неприятный парень.
Дроздов(с террасы). Катерина Ивановна! Можно вас на минутку?
(Арсеньева идёт.)
Дроздов. Помогите нам расчётец сделать — ладно? Папироску хотите?
Арсеньева. Не курю. Бросила.
Дроздов. Отчего?
Арсеньева. Ребятам дурной пример.
Дроздов. Резонно.
(Ушли. Людмила шьёт.)
Китаев. Скушно по воскресеньям!
Людмила. Тебе и в будни скучно.
Китаев. Так — как же? Сходим, запишемся, а?
Людмила. От скуки?
Китаев. Зачем — от скуки? От любви.
Людмила. У тебя на пиджаке — капуста.
Китаев. Капусту я не ел.
Людмила. Ну, тогда что-нибудь из носу.
Китаев. Ты очень грубая барышня.
Людмила. Вот видишь! А приглашаешь меня в загс.
(Силантьев стоит за углом террасы.)
Китаев. Потому что влюбился. От любви и скучаю.
Людмила. А что чувствуют, когда влюбляются?
Китаев. Это — в зависимости от девушки.
Людмила. Всё-таки?
Китаев. Ну… примерно, как в опере «Деймон» — желаю видеть вечной подругой жизни…
Людмила. А — она?
Китаев. Она, конечно, смеётся. Любовь — дело весёлое, игристое дело!
Людмила. Ух, какой ты глупый, даже страшно!.. (Убежала.)
Силантьев (входит). Здравствуйте, товарищ Китаев! Я — к вам.
Китаев. Ну?
Силантьев. Доски у меня взяли, те самые…
Китаев. Кто взял?
Силантьев. Мишка-комсомол.
Китаев. Так просто — пришёл и взял?
Силантьев. Нет, конечно, за деньги, только он платить стесняется.
Китаев. Почему?
Силантьев. Нету денег у него, погоди, говорит! А мне нужно, я — бедный человек…
Китаев. Ты — не человек, а кулак.
Силантьев. Какой же я кулак? У кулака пальцы сжаты, а у меня — вот они — растопырены, потому — держать мне нечего.
Китаев. От тебя водкой пахнет.
Силантьев. Ну, так что? Водку и немец пьёт.
Китаев. Немец — пиво! У тебя в кармане бутылка.
Силантьев. Она мне не мешает.
Китаев. Ну, ступай! Доски меня не касаются.
Силантьев. Так ведь вы заведуете клубом и всем этим… устройством. Ведь я вам за них…
Китаев. Ступай, ступай! Доски получишь… Водку пьёте, черти…
Силантьев. Эх, трудно с вами, товарищи! Не деловой вы народ! (Уходит.)
(Троеруков навстречу; мимоходом — перешёптываются. Крыжов вышел с бутылкой нарзана, прошёл в кегельбан, прилёг на койку, курит.)
Китаев. Устал, старик?
Крыжов. Есть немножко.
Китаев. Что там у вас, — вредители работают?
(Крыжов не отвечает.)
Китаев. Много вокруг нас чужого народа.
Крыжов. Выметем.
(Троеруков смотрит на часы, щёлкнул крышкой.)
Китаев. А, учитель! Ты — что?
Троеруков. Спевка у меня.
Китаев. Почему — здесь?
Троеруков. Эстрада не готова.
Китаев(щёлкнув пальцем по бутылке нарзана). Аш два о! — Вода, значит. (Отводит Троерукова в сторону.) Стишки мои прочитал?
Троеруков. Как же…
Китаев. Ну — что?
Троеруков. Правду сказать?
Китаев. Обязательно!
Троеруков. Стишки — дрянь, но — от души.
Китаев. То есть — как это?
Троеруков. Очень просто, вы — не обижайтесь, товарищ Христофор. По форме они — дрянь, но по искренности — неплохи.
(Китаев мычит.)
Троеруков. Видите ли: одно дело слова, другое — мелодия. Мелодия — подлинная песня души, то есть — самое настоящее, самая глубокая правда человека, — ваша правда…
Китаев. Угу! Да…
Троеруков(оглядываясь, вполголоса). Например — «Интернационал» можно петь церковно, на третий глас, на шестой. (Поёт.)
Отречёмся от старого мира.
Китаев(удивлён). Ах, чёрт! В самом деле. Это — смешно…
Троеруков. И многие, когда поют «Интернационал», так не отрекаются от старого мира, а взывают к воскресению его; новый-то им уже надоел, понимаете…
Китаев. Верно! Поют некоторые! Ах ты, щучий сын! Замечаешь!
Троеруков. Теперь, возвращаясь к вашим стишкам…
Китаев. Ты смотри, никому не говори, что я сочиняю!
