Восьмого марта 1881 года военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике, что на одном из первых правительственных совещаний после убийства Александра II Победоносцев «осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой!»[124]. Победоносцев выразил довольно устойчивые настроения определенной — консервативно-реакционной — части русского общества в 80-е годы. После 1 марта 1881 года, вспоминал, например, Г. К. Градовский, «новые веяния» получили тяжелый удар, и притихшая было на несколько месяцев реакция воспрянула с удвоенной силой. — Довольно реформ, пора назад и домой. — В этой формуле выразилось восторжествовавшее направление»[125]. «Есть еще люди, которые и теперь думают, что можно возвратиться к порядкам дореформенным и действовать так, как действовали Николая I и исполнители его воли…» — отмечал в 1882 году Кошелев[126].
Пошехонско-крепостнический характер настояний хотя бы частично возродить в России былой «порядок вещей» писатель показывает в «Вечере втором» на примерах из прошлого, ясно раскрывающих подготовляемое стране будущее. Сатирическая острота обличений в этом рассказе особенно обнаженно выступала в журнальной публикации благодаря соседству двух эпиграфов (см. вариант ОЗ к стр. 29). Один из них — «Андроны едут» (то есть глупость, чепуха) — имел в виду историческую несостоятельность упований реакционеров на попятное движение истории. Другой — «Пусть будет выслушана и другая сторона» — указывал на противостоящую этим упованиям позицию автора. Вместе с тем этот второй эпиграф — ключ к пониманию вводной части рассказа о роли «отрицания зла» в деле последовательного утверждения подлинных положительных идеалов.
Не раз случалось мне слышать <…> Зачем <…> изнанку изображаете? — От «Рус. вестника» и «Моск. ведомостей» Каткова, особенно часто и озлобленно упрекавших писателя-сатирика в отсутствии у него «доброго отношения к своим героям».
Ведь мы давно бы изгибли все до единого, если б это было так! — «В доброе старое время обитатели Ноева ковчега, — писал в январе 1883 г. Михайловский, разумея под «Ноевым ковчегом» катковский «Рус. вестник» и словно предваряя содержание «Вечера второго», — не ограничивались простым карканьем, ревом, писком и лаем об исчезновении всего доброго в волнах всемирного потопа. По мере своих скромных сил <…> они противопоставляли мрачностям потопа идиллии и пасторали, героические и светлые портреты и картины из русской действительности. Все это было очень аляповато, фальшиво, деревянно и более на кукольную комедию походило, чем на настоящую литературу» («Письма постороннего в редакцию «Отечественных записок». — Н. К. Михайловский. Полн. собр. соч., т. 5. СПб., 1908, стлб. 707–708).
Фейер, Дерунов, Разуваев, Прыщ, Угрюм-Бурчеев — персонажи «Губернских очерков», «Благонамеренных речей», «Убежища Монрепо», «Истории одного города» и некоторых других произведений сатирика.
Правдины, Добросердовы, Здравомысловы, Простаковы, Скотинины. Первый и двое последних — персонажи комедии Фонвизина «Недоросль», фамилии Добросердов и Здравомыслов образованы по образцу наименования ходульных персонажей-резонеров в классицистической драматургии.
…пробормочут в сторону номенклатуру <…> гнусностей! — Ремаркой в сторону в классицистической драматургии (в частности, в фонвизинском «Недоросле») сопровождались реплики, выражавшие отношение персонажей к происходящему.
Один городничий охотник был до рыбы. — По предположению Д. М. Молдавского, этот сюжет, как и сюжет о городничем, обнаружившем в рыбе четыре золотых, был подсказан «Анекдотами древних пошехонцев» В. Березайского (см.: «Русская сатирическая сказка». М. — Л., 1955, стр. 245).
Кому до городничего дело есть, тот купит просвирку… — Ср. с рассказом Очищенного в «Современной идиллии» и его попытке замять с помощью «просвирки» неприятное для него дело.
…прорывается стремление восстановить эти времена <..-> упоминают <…> о каком-то дворянском принципе. — О необходимости возрождения «дворянских принципов» особенно часто в 80-е годы писал Катков (МВ, №№ 140, 142, 154 и др. за 1883 г.).
