Тон, каким это было сказано, не располагал к продолжению разговора, и мистер Чик снова погрузился в уныние и молчание. Иначе обстояло дело с мисс Токс, которая, выслушав мистера Домби с еще более напряженным вниманием, чем обычно, и еще выразительнее склонив голову к плечу, перегнулась затем через стол и тихо сказала миссис Чик:
— Луиза!
— Да, моя милая? — сказала миссис Чик.
— «Тяготы, связанные с нашим положением в обществе, могут» …я забыла буквальное выражение.
— Предъявить к нему,— сказала миссис Чик.
— Простите, дорогая моя,— возразила мисс Токс,— кажется, не так. Это было более закругленно и плавно. «Доброе расположение родственников и друзей в частной жизни и тяготы, связанные с положением в обществе… могут»… возложить на него?
— Возложить на него, совершенно верно,— сказала миссис Чик.
Мисс Токс с торжеством легонько хлопнула в нежные ладоши и, закатив глаза, добавила:
— Какое красноречие!
Тем временем мистер Домби распорядился, чтобы позвали Ричардс, которая и вошла, приседая, но без младенца; Поль спал после утомительного утра. Передав стакан вина этому вассалу, мистер Домби обратился к ней со следующими словами (мисс Токс заблаговременно склонила голову к плечу и сделала еще кое-какие приготовления, дабы запечатлеть эти слова в сердце своем):
— В течение шести месяцев, Ричардс, какие вы провели в этом доме, вы исполняли свой долг. Желая оказать вам по этому случаю какую-нибудь маленькую услугу, я размышлял о том, как осуществить наилучшим образом это намерение, а также советовался с моей сестрою, миссис…
— Чик,— вставил джентльмен, носивший эту фамилию.
— О, пожалуйста, тише! — сказала мисс Токс.
— Я хотел сказать вам, Ричардс,— продолжал мистер Домби, бросив грозный взгляд на мистера Джона,— что мое решение подсказано воспоминанием о разговоре, какой я имел с вашим мужем в этой комнате, когда вы были наняты и когда он сообщил мне печальный факт, что ваше семейство во главе с ним самим глубоко погрязло в невежестве.
Ричардс поникла пред великолепием упрека.
— Я отнюдь не питаю расположения,— продолжал мистер Домби,— к тому, что люди, склонные к стиранию различий, называют всеобщим обучением. Но необходимо просвещать низшие классы, чтобы они знали свое положение и вели себя соответственно. Постольку я одобряю школы. Имея право выдвинуть кандидата на стипендию в старинном учреждении, названном (в честь почтенного общества) «Милосердными Точильщиками» [25], где ученики не только получают благодетельное образование, но где им дается также платье и значок, я (предварительно снесясь через миссис Чик с вашим семейством) выдвинул кандидатуру вашего старшего сына на имеющуюся вакансию; и, как меня уведомили, сегодня он надел форменное платье. Кажется, номер ее сына,— сказал мистер Домби, обращаясь к сестре и говоря о мальчике так, словно тот был наемной каретой,— сто сорок седьмой. Луиза, вы можете сообщить ей.
— Сто сорок седьмой,— сказала миссис Чик.— Форменное его платье, Ричардс, это — красивый теплый синий фланелевый фрак и шапка с оранжевым кантом, красные шерстяные чулки и очень прочные кожаные штанишки. Уж одну эту часть туалета можно носить с благодарностью,— добавила с энтузиазмом миссис Чик.
— Ну, вот, Ричардс! — сказала мисс Токс.— Теперь вам действительно есть чем гордиться. Милосердные Точильщики!
— Право же, я очень признательна, сэр,— тихо отвечала Ричардс,— и вы очень добры, что вспомнили о моих детишках.
При этом образ Вайлера в костюме Милосердного Точильщика с маленькими его ножками, заключенными в прочные штанишки, описанные миссис Чик, предстал перед глазами Ричардс и заставил ее прослезиться.
— Я очень рада, что вы так чувствительны, Ричардс,— сказала мисс Токс.
— Право же, начинаешь надеяться,— сказала миссис Чик, которая гордилась своим доверчивым отношением к природе человеческой,— что, быть может, есть еще на свете хоть искра благодарности и надлежащей чувствительности.
Ричардс отозвалась на эти комплименты, приседая и бормоча слова признательности; но видя, что ей не оправиться от того смятения, в какое ее поверг образ сына в несоответствующих его возрасту панталонах, она незаметно отступила к. двери и почувствовала глубокое облегчение, выскользнув в нее.
