— Видите ли, уважаемый, относительно Англо-Бенгальской компании мои сведения очень ограниченны, очень ограниченны. Я их медицинский советник, на определенном помесячном жалованье. Достоин работник платы своей — «Bis dat qui cito dat» >{1} («Знает классиков, этот Джоблинг,— думает пациент,— образованный человек!»),— и я регулярно ее получаю. Вот почему я обязан, в пределах того, что мне известно, отзываться хорошо об этом учреждении. («В высшей степени порядочно с его стороны»,— думает пациент, который сам только что заплатил ему по счету.) Если бы вы спросили у меня, уважаемый друг,— говорит доктор,— что-либо относительно капитала или надежности Компании, я бы затруднился вам ответить; в цифрах я разбираюсь плохо и, не будучи акционером, считаю не совсем удобным любопытствовать на этот счет. Врач должен отличаться тактом, в чем, без сомнения, согласится со мною и ваша любезная супруга. («Можно ли быть тоньше и благовоспитаннее Джоблинга»,— думает пациент.) Так вот, уважаемый, каким образом обстоит дело. Вы не знакомы с мистером Монтегю? Очень жаль. Весьма представительный мужчина и джентльмен в полном смысле слова. Поместья в Индии, как говорят. Дом и все обзаведение у него выше всякой похвалы. Все убранство и мебель самые роскошные. А картины — даже с анатомической точки зрения — просто совершенство! В случае, если вы надумаете за чем-нибудь обратиться к Компании, за мной задержки не будет, можете быть уверены. Я могу по чистой совести дать заключение, что вы человек здоровый. Если я разбираюсь в чьем-нибудь организме, то именно в вашем; а это маленькое нездоровье принесло ему больше пользы, сударыня,— говорит доктор, обращаясь к жене пациента,— чем если бы он проглотил половину дурацких лекарств из моей аптеки. Все эти лекарства сущая чепуха; сказать по правде, половина из них сущие пустяки сравнительно с таким здоровьем, как у него! («Джоблинг милейший человек, первый раз вижу такого,— размышляет пациент,— и, честное слово, об этом деле стоит подумать».)
— Вам нынче следуют комиссионные, доктор, за четыре новых полиса и одну ссуду, да? — спросил Кримпл после завтрака, проглядывая бумаги, принесенные швейцаром.— Хорошо поработали!
— Джоблинг, мой любезный друг,— сказал Тигг,— желаю вам долго здравствовать!
— Нет, нет, пустяки. Какое же я имею право получать комиссионные,— отнекивался доктор,— решительно никакого. Это значило бы обирать вас. Я же никого сюда не рекомендую. Говорю только то, что знаю. Пациенты спрашивают меня, а я говорю им, что знаю,— больше ничего. Осторожность всегда была моей слабой стороной, это правда. Всегда, с раннего детства: то есть,— пояснил доктор, наливая себе вина,— осторожность в интересах других. Доверился ли бы я сам Компании, если бы вот уже много лет не вносил деньги в другое учреждение,— это совершенно иной вопрос.
Он постарался придать своему голосу самые задушевные интонации, но, почувствовав, что это у него выходит не совсем удачно, переменил тему и стал хвалить вино.
— Кстати, о вине,— сказал доктор,— оно мне напомнило, какой замечательный старый портвейн я пил однажды, дело было на похоронах. Вы еще не видели этого… этого господина, мистер Монтегю? — спросил он, передавая ему карточку.
— Его не похоронили, надеюсь? — сказал Тигг, взглянув на нее.— Если похоронили, то нам его общество неинтересно.
— Ха-ха! — засмеялся доктор.— Нет, еще не совсем. Хотя он имеет самое близкое и благородное касательство к упомянутому мною случаю.
— Да, я припоминаю,— сказал Тигг, поглаживая усы.— Нет, здесь он еще не был.
Он не успел произнести этих слов, как вошел швейцар и подал медицинскому советнику визитную карточку.
— Стоит только помянуть нечистого…— заметил доктор, вставая.
— И он уже тут как тут, а? — сказал Тигг.
— Да нет же, мистер Монтегю, нет,— возразил доктор.— К нему это не подходит, наш посетитель нисколько на него не похож.
— Тем лучше,— ответил Тигг,— тем приятнее для Англо-Бенгальской компании. Буллами, уберите со стола и вынесите посуду другим ходом. Мистер Кримпл, к делу!
— Представить его вам? — спросил Джоблинг.
