— Я в твоих руках и подчиняюсь тебе.
Я забрал у него из-за пояса нож, подобрал с земли копье и ружье, попадавшие, когда он слетел с лошади. Потом развязал ремень и сел на лошадь. Он и не помышлял бежать, сев на лошадь, и заявил:
— Я верю твоему слову. Поехали!
Мы поскакали бок о бок назад и на выезде из низины встретили беджат, которые нас там поджидали. Когда Хайдар Мирлам увидел пленника, его мрачное лицо прояснилось:
— Господин, ты действительно его поймал!
— Как и обещал. Но дал слово, что с ним ничего не произойдет. Вот его оружие.
— Позже ему все вернут, а пока свяжите его, чтобы он снова не убежал!
Приказ был тут же выполнен. Тут как раз подошел второй наш отряд, и пленника передали им с наказом охранять и хорошо обращаться.
Поход возобновился.
— Как тебе удалось его поймать? — спросил хан.
— Я поймал его, — коротко ответил я, — потому как был огорчен поведением хана.
— Господин, ты сердишься, — сказал он, — но ты еще узнаешь, почему я так поступил.
— Надеюсь!
— Этот мужчина не должен распространять известие о том, что беджат поблизости.
— А когда ты его отпустишь?
— Когда это будет для нас безопасным.
— Не забудь, что это моя добыча. И я должен сдержать данное ему слово.
— А что бы ты сделал, поступи я иначе?
— Я бы тебя просто…
— …убил? — прервал он меня.
— Нет. Я ведь франк, а значит, христианин: я убиваю человека лишь в том случае, если он угрожает моей жизни. Нет, я бы не убил тебя, я бы прострелил тебе руку, которой ты скрепил свое обещание дружбы. И эмир беджат оказался бы, как ребенок, не в состоянии держать даже кинжала, или как старая женщина, к голосу которой никто уже не прислушивается.
— Господин, если бы это мне сказал кто-то другой, я бы посмеялся. Но тебе я доверяю безгранично.
— Да, это мы бы сделали! Среди нас нет ни одного, кто боялся бы твоих воинов.
— И Мохаммед Эмин? — спросил он смеясь.
Я понял, что моя тайна раскрыта, но не подал вида и ответил:
— И он тоже.
— И Амад эль-Гандур, его сын?
— А ты от кого-нибудь слышал, что он трус?
— Никогда. Господин, если бы вы не были мужчинами, я бы ни за что не принял вас к себе, поскольку мы ходим дорогами, полными опасностей. И я хочу, чтобы мы их благополучно миновали.
Приближался вечер, и, прежде чем стало совсем темно, мы подошли к ручью, выбегавшему на равнину из лабиринта скал. Там уже обосновались четверо беджат, выехавшие раньше нас. Хан спешился и пошел к ним, они долго о чем-то шептались. Что это были за секреты, важные лишь для них одних? Наконец он отпустил их. Один из них прошел вперед, в скальный лабиринт. Мы повели лошадей под уздцы по ущелью и, наконец, вышли к округлому пространству, которое как ничто годилось для лагеря из 200 человек и их лошадей.
— Мы остаемся здесь? — спросил я.
— Да, — отвечал Хайдар Мирлам.
— Но не все.
— Только сорок человек. Остальные заночуют по соседству.
Такой ответ меня удовлетворил; меня лишь удивило, что, несмотря на столь безопасное место лагеря, не разводили огонь. Это заметили и мои спутники.
— Милое местечко! — сказал Линдсей. — Как арена. Не так ли?
— Похоже.
— Но довольно влажное место. Почему бы не разжечь костер?
— Сам не знаю. Наверное, рядом курды.
— Ну и что? Нас никто не увидит. Не нравится мне все это.
Он бросил подозрительный взгляд на хана, который, специально отойдя подальше от нас, разговаривал со своими людьми. Я подсел к Мохаммеду Эмину, только и ждавшему этого момента, чтобы задать мне вопрос:
— Эмир, сколько мы еще пробудем с этими беджат?
— Сколько тебе захочется.
— Если ты не возражаешь, мы завтра их покинем.
— Почему именно завтра?
— Человек, который скрывает правду, не может быть надежным другом.
— Ты считаешь, что хан — лжец?
— Нет, почему… Но я считаю, что он не все говорит, что думает.
— Он узнал тебя.
— Я знаю, я понял это по его глазам.
— И не только тебя, но и Амада эль-Гандура.
— Это несложно, ибо мой сын похож на отца.
— Это тебя озаботило?
— Нет. Мы ведь гости беджат, они нас не предадут. Но зачем они держат этого беббе?
— Чтобы он не выдал нашего местонахождения.
— А какая здесь опасность, эмир? Чего бояться двум сотням хорошо вооруженных всадников, у которых нет при себе никакой обузы в виде женщин, повозок с детьми и больными, ни стад, ни палаток?.. В какой области мы сейчас находимся, эфенди?
