— Год? Целый год? Целых двенадцать месяцев?
— Около того.
— О! Ах! Horrible![4] Просто кошмар. А средства никакого нет? Пластыря? Мази? Удалить как-то?
— Нет, ничем не поможешь.
— Любая болезнь лечится.
— А эта — нет, сэр. Этот вид чумы не так опасен, но, если начать вмешиваться, пытаться разрезать, может стать хуже.
— Гм. А когда пройдет, что-то останется?
— По-разному бывает. Чем больше нарыв, тем глубже остается отверстие.
— My sky![5] Отверстие?
— Увы.
— Ну что за ужасные края! Чертова страна! Если бы я сейчас был в доброй старой Англии… Well!
— Наберитесь терпения, сэр!
— Для чего?
— Ну что бы сказали в доброй старой Англии, покажись там сейчас сэр Дэвид Линдсей с двумя носами сразу.
— Да, пожалуй, вы правы, мистер. Уличные мальчишки не дали бы мне прохода! Так и быть, останусь пока здесь и…
— Сиди, — прервал его Халеф. — Не оборачивайся!
Я сидел спиной к лесу и тут же подумал, что маленький хаджи заметил что-то подозрительное.
— Что ты там узрел? — спросил я его.
— Пару глаз. Прямо сзади тебя стоят две чинары, а между ними куст дикой груши. Там-то и прячется человек, чьи глаза я заметил.
— Ты его еще видишь?
— Подожди!
Он так же беззаботно оглядел кустарники, а я тем временем проинструктировал остальных, чтобы вели себя так, как будто ничего не происходит.
— Вот он.
Я поднялся и сделал вид, будто ищу сухой валежник для костра. При этом отошел от лагеря на такое расстояние, чтобы меня не было видно. Потом я вошел в лес и стал пробираться между деревьями. Не прошло и пяти минут, как я очутился возле двух чинар и еще раз убедился, насколько остры глаза у Халефа. Между деревьями сидело на корточках некое существо человеческого вида, наблюдавшее за нашим лагерем.
Откуда оно взялось? Мы находились в местности, где ни одной деревни не было в радиусе многих миль. Правда, мелкие племена курдов враждовали между собой, и могло так статься, что какое-то персидское пастушье племя пересекло границу, чтобы заняться разбоем. Такого здесь сколько хочешь.
Нужно было быть осторожным. Я незаметно подобрался к человеку сзади и взял его за шею. Он так испугался, что застыл как в ступоре, совершенно не сопротивляясь, когда я вел его к костру. Там я положил его лицом вниз и потянулся к кинжалу.
— Не двигайся, человек, иначе я тебя проткну! — пригрозил я.
Я не собирался приводить свою угрозу в действие, однако чужак воспринял ее всерьез и умоляюще сложил руки:
— Господин, пощади!
— Это зависит от тебя. Если солжешь мне, пеняй на себя. Кто ты?
— Я турок из племени беджат.
Турок? Здесь? Судя по его одежде, он сказал правду. Я знал, что раньше турки жили на пространствах между Тигром и персидской границей, и он вполне мог быть из племени беджат. Пустыня и горы Тапеспи были ареной их деяний. Но когда Надир-шах захватил Багдад, он перетащил беджат в Хорасан. Он назвал эту провинцию из-за ее положения и значения «Мечом Персии» и приложил все усилия, чтобы населить ее мужественными, воинственными жителями.
— Беджат? — спросил я. — Ты лжешь.
— Я говорю правду, господин.
— Беджат живут не здесь, а в далеком Хорасане.
— Ты прав, но после того как однажды они вынуждены были покинуть эту область, некоторые вернулись, а их потомки так расплодились, что насчитывают более тысячи воинов. У нас летняя стоянка в районе развалин КизельКараты и на берегах реки Куру-Чай.
Мне приходилось об этом слышать.
— А сейчас вы располагаетесь где-то поблизости?
— Да, господин.
— А сколько у вас палаток?
— У нас нет палаток.
И это мне было известно. Когда племя номадов оставляет лагерь, не забирая с собой палаток, это означает грядущий военный поход или грабительский набег.
Я задал еще вопросы:
— Сколько у вас мужчин на сегодня?
— Двести.
— А женщин?
— Среди нас их нет.
— Где ваш лагерь?
— Недалеко отсюда. Если обойти вон тот край леса, как раз придешь к нам.
— Вы заметили наш костер?
— Да, мы его увидели, и хан послал меня узнать, что за люди там.
— А куда вы направляетесь?
— На юг. Мы идем в область Зинна.
— Это же персидская территория!
— Да. У наших друзей там праздник, и мы приглашены.
Такая ситуация мне тоже уже встречалась. У этих беджат действительно резиденция на берегах Куру-Чая и у развалин Кизель-Караты, то есть вблизи Кифри; но этот город лежит далеко на юго-запад от нашего сегодняшнего лагеря, в то время как Зинна лежит в том же направлении, на треть этого расстояния ближе. Зачем беджат понадобилось делать такой крюк, а не идти прямо из Кифри в Зинну?
