В изд. 1880 и изд. 1883 очерк перепечатывался без изменений.
Завершающий «Благонамеренные речи» очерк «Привет» написан Салтыковым сразу по возвращении на родину после почти четырнадцатимесячного пребывания за границей, но, по-видимому, все же не в Петербурге, где писатель провел всего неделю, с 30 мая по 8 июня 1876 года, в хлопотах по множеству накопившихся дел, а в Витеневе, куда он приехал 10 июня.
Название очерка — иронично и двузначно. Это и привет писателя родине после длительной разлуки с нею, это и «привет», которым официальная Россия — жандармы и таможенная полиция — встречают на границе возвращающихся домой соотечественников, ожидающих этой встречи, как «Страшного суда».
Вводная часть очерка — одно из многих высказываний Салтыкова, передающих трагическую осложненность его патриотизма, его любви к России. Салтыков был далек от иллюзий и оптимизма по отношению к современной ему буржуазной Европе. Но в равной мере ему были чужды непонимание или идеализация огромной отсталости царской России от развитых стран Запада. Как всегда, в центре внимания Салтыкова находились сопоставления и наблюдения в сфере социальной психологии и гражданского самосознания. Настроения «рассказчика», возвращающегося из чужой стороны домой, к своим, передаются в очерке такими словами: «Мне было стыдно <…> Не страшно было, а именно стыдно <…> Что-то вроде бессильной злобы раба, который всю жизнь плясал и пел песни, и вдруг, в одну минуту, всем существом своим понял, что он весь, с ног до головы, — раб». Эти слова заставляют вспомнить другие и очень близкие им из «Пролога» Чернышевского: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы», которые Ленин назвал словами «настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения»[545].
Чтобы приглушить настроения «тоски» и «стыда» перед встречей с «известностью неизвестности» существования по пословице «все мы под богом ходим», «рассказчик» погружается в «мелочи обыденной, чередовой жизни», в разговоры спутников, «благонамеренность речей» которых заключается в том, что они посвящены преимущественно «кулинарным воспоминаниям» насчет еды «у нас» и «за границей». Эти разговоры «представителей русской культурности» в очерке «Привет» — один из блестящих образцов применения Салтыковым его известного принципа: отражение политики в быте.
По теме и по содержанию очерк «Привет», заключающий цикл, теснейшим образом связан с замыслом другого большого, но лишь начатого и незаконченного цикла 1875–1876 годов — «Культурные люди», или «Книга о праздношатающихся» (т. 12 наст. изд.).
…один <…> ехал из Парижа; другой <…> из Ниццы; третий <…> из Баден-Бадена, в соответствующие города: Навозный, Соломенный и Непросыхающий. — В первом ряду названы места пребывания Салтыкова в 1875–1876 годах. Во втором — символические обозначения русской провинции (см. о городе Навозном на стр. 514 и 519 в т. 8 наст. изд., о Соломенном городе — в «Истории одного города» там же).
Пактрэгеры, дистманы — носильщики, посыльные (от нем. Packträger, Dienstmann).
Даже фамилия у него была совсем не культурная — Курицын, тогда как Василий Иваныч был Спальников, а Павел Матвеич — Постельников. — Фамилия Курицын связывается с кличкой «куроцап», которую Салтыков не раз присваивал чинам дореформенной уездной полиции. Фамилии Спальников и Постельников — намекают на служило-дворянское происхождение.
Сам покойный Михаила Петрович мне сказывал <…> Вот она где, наша Русь православная, была! — То есть М. П. Погодин. Он умер 8 декабря 1876 года. В русской и зарубежной историографии конца 60-х — начала 70-х годов велась широкая полемика по поводу происхождения и первоначального обитания славянских племен. Погодин утверждал, что славянские племена пришли в Восточную Европу с Запада, где память о них сохранилась в географических названиях: «…В северной и средней Германии все собственные имена славянские показывают <…> что прежде немцев в этих местах жили славяне: Стрелиц, Шверин, Росток, Кролевец, Гданск…» (М. П.
