Мистер Флемминг тоже нервничал. Я почувствовала это, когда мы поднимались по лестнице большого дома, стоявшего на тихой Кенсингтонской площади. Миссис Флемминг поздоровалась со мной вполне любезно. Она оказалась симпатичной дородной женщиной, таких обычно считают прекрасными женами и матерями. Проведя меня в спальню, стены которой были обиты чистеньким, без единого пятнышка ситцем, миссис Флемминг выразила надежду, что я ни в чем не буду испытывать нужды, и сообщила, что через пятнадцать минут ждет меня к чаю. А затем оставила меня в одиночестве.
Я слышала, как она спустилась в гостиную на первом этаже и сказала, слегка повысив голос:
– Генри, но почему, с какой стати…
Дальше я не разобрала, но по тону и так все было понятно. Потом, через пару минут, до меня долетело несколько фраз, сказанных еще более кислым голосом:
– Я с тобой полностью согласна! Она действительно прехорошенькая.
Ну что за кошмарная жизнь! Мужчины третируют девушку, если она дурнушка, а женщины, наоборот, не выносят хорошеньких.
Глубоко вздохнув, я принялась сооружать себе прическу. Волосы у меня красивые: не темно-каштановые, а черные-пречерные, я обычно ношу их распущенными, но тут я недрогнувшей рукой собрала их в пучок. Уши у меня вообще-то ничего, не оттопыренные, но сегодня открывать их совсем немодно, тут сомнений быть не может. Когда мой туалет был закончен, я стала невероятно похожа на одну из тех сироток, что гуськом плетутся на прогулку в маленьком капоре и красной пелерине.
Спустившись в гостиную, я заметила, что миссис Флемминг посмотрела на мои уши, и ее глаза подобрели. Что же касается мистера Флемминга, то он был явно озадачен. Ручаюсь, он сидел и думал: «Что с собой сотворила малышка?»
Остаток дня прошел хорошо. Мы договорились, что я немедленно примусь за поиски работы.
Перед сном я придирчиво рассмотрела свое лицо в зеркале. Неужели я действительно прехорошенькая? Честно говоря, мне так не казалось. Природа не наделила меня ни прямым греческим носом, ни алыми, словно роза, губами, ни еще какими-нибудь достоинствами, которыми должна обладать писаная красавица. Правда, однажды викарий сказал, что у меня глаза как «солнечные лучи, заточенные в глухой, непроходимой чаще»… Но священники буквально напичканы цитатами и сыплют ими, не особенно вникая в их смысл. Эх, были бы у меня глаза голубые, как у ирландок, а вовсе не темно-зеленые с желтыми крапинками! Впрочем, зеленый – вполне подходящий цвет для искательницы приключений!
Я туго замоталась в черный кусок ткани, обнажив руки и плечи. Потом распустила и зачесала назад волосы, вновь прикрыв ими уши. Затем густо напудрила лицо, так что оно стало еще белее, чем раньше. Потом долго искала и наконец нашла какую-то старую губную помаду и жирно-прежирно накрасила губы. После чего подвела жженой пробкой глаза, перекинула через голое плечо алую ленту, воткнула в волосы красное перо, а сигарету сдвинула в угол рта. Выглядело впечатляюще, я осталась довольна.
– Авантюристка Анна! – громко провозгласила я, кивая своему отражению в зеркале. – Авантюристка Анна. Глава первая. Кенсингтонский особняк.
Ну и дурехи эти девчонки!
Несколько недель я умирала от скуки. Подруги миссис Флемминг да и она сама были мне совершенно неинтересны. Они часами болтали о себе и о своих детях, о том, как трудно раздобыть для малышей хорошее молоко, и о том, что они говорят молочнице, если молоко кислое. Затем беседа перекидывалась на слуг; дамы обсуждали, как нелегко в нынешние времена подыскать хорошую прислугу, вспоминали свои переговоры с девушками из бюро по трудоустройству. По-моему, они никогда не читали газет и абсолютно не интересовались тем, что творится в мире. Путешествовать им не нравилось, все везде было не так, как в Англии. Ривьеру они, правда, одобряли, поскольку там можно было встретить уйму старых друзей.
Я слушала, еле сдерживаясь. Эти дамы в основном были богаты. Прекрасный необъятный мир простирался перед ними: путешествуй, куда хочешь, а они предпочитали торчать в скучном загаженном Лондоне и болтать про молочниц и служанок! Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что, наверное, проявляла по отношению к ним некоторую нетерпимость. Но они были такими дурами!.. Дурами даже в той сфере деятельности, которую сами выбрали. Большинство-то и хозяйство вели плохо и бестолково.
