На родине писателя книга расходилась довольно быстро, за ее первым изданием последовало второе, а затем третье. Вскоре литератор Чарльз П. Клинч создает по роману пьесу, которая несколько лет с успехом шла в Нью-Йорке.
После выхода романа соотечественники досаждали Куперу вопросами о том, кто именно послужил прототипом образа Гарви Бёрча. Купер неизменно отвечал, что Джей не сообщил ему подлинного имени своего агента, и поэтому он ничего достоверного на этот счет сказать не может.
Однако в 1827 году в Нью-Йорке произошло событие, которое, казалось, приоткрыло завесу над этой тайной. В городском суде разбиралось дело о наследстве, и в качестве свидетеля в суд был приглашен семидесятисемилетний фермер Инок Кросби из селения Кармел в штате Нью-Йорк. Около здания суда его узнал один из весьма уважаемых граждан. Войдя вместе с Кросби в зал суда, он объявил, что перед собравшимися находится не кто иной, как «подлинный Гарви Бёрч из романа Купера». Все происшедшее было широко освещено на страницах нью-йоркских газет. Через несколько дней Кросби был приглашен в театр Лафайета, где шла постановка «Шпиона», и представлен зрителям как «настоящий шпион из романа». Собравшаяся аудитория устроила ему бурную овацию
[11].
Купер в это время был в Европе и никак не реагировал на сообщения нью-йоркских газет. Однако в марте 1831 года, когда ему стало известно о выходе книги мемуаров И. Кросби, он писал в одном из писем из Парижа: «В Америке появился наглый негодяй, утверждающий, что он-то и является прототипом моего шпиона. Он даже написал книгу, чтобы подтвердить свои претензии. Я никогда раньше не слышал о нем, пока не увидел рекламы его книга, и я не прочь воспользоваться возможностью, чтобы рассказать, как возник замысел этой книги. Но интересуют ли публику такие вещи?»
[12].
В марте 1849 года Купер написал для нового издания «Шпиона» предисловие, в котором рассказал о своих встречах и беседах c. Джоном Джеем (он называет его в предисловии мистером X) и еще раз подтвердил, что ничего нового о сходстве своего героя с тем или иным реально существовавшим лицом он утверждать не может. Хотя американские историки подтверждают, что Кросби был одним из агентов Джона Джея, современный американский исследователь жизни и творчества писателя Джеймс Франклин Бирд утверждает, что претензии Кросби на сходство с Гарви Бёрчем не имеют под собой никакой почвы.
После выпавшего на долю «Шпиона» успеха Купер намеревается перебраться с семьей в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к своим издателям. Вспыхнувшая летом 1822 года в городе эпидемия желтой лихорадки задержала этот переезд, и Куперы обосновались в городе в нанятом доме только осенью 1822 года. Купер теперь был не только своим человеком в среде нью-йоркских интеллигентов, но и центром небольшого кружка литераторов, собиравшихся в маленькой задней комнате известного в городе книжного магазина издателя Вайли.
По улицам Нью-Йорка еще свободно разгуливали свиньи, но этот быстро растущий город уже не без оснований претендовал на роль национального и даже международного центра. Нью-Йоркский порт соперничал с бостонским, в городе успешно развивалась промышленность, здесь издавалось несколько газет и журналов. Конечно, литературным и интеллектуальным центром страны по-прежнему оставался Бостон, но уже сам факт, что в Нью-Йорке жил первый романист Америки, привлекал к этому городу взоры читателей всей страны.
Купер любил Нью-Йорк и называл его «прекрасным, огромным и великодушным» городом
[13]. Он с охотой принимал участие в общегородских мероприятиях, будь то выставка картин, скачки или торжественная встреча приехавшего из Франции генерала Лафайета. Его репортажи об этих городских событиях печатались на страницах местных газет «Патриот» и «Нью-Йорк америкен».
Но за этой блестящей внешней стороной жизни известного писателя скрывалась другая — полная тревог и неустроенности. К этому времени наследство отца было истрачено. Отцовские земли были заложены и перезаложены, а затем проданы за полцены для уплаты долгов. Занятия литературой пока что не приносили больших доходов. Долги росли, кредиторы требовали их уплаты. Дело дошло до того, что осенью 1823 года городской шериф описал все домашнее имущество Куперов, и только благодаря счастливой случайности оно не было продано с молотка
