В восстании участвовали разнообразные социальные слои населения: обедневшая и обезземеленная шляхта, ремесленники, рабочие, интеллигенция, низшее духовенство, но руководящая роль принадлежала революционной шляхте. В руководстве восстанием принимали участие такие выдающиеся деятели польского освободительного движения, как С. Падлевский, Бобровский, Людвиг Мерославский. В Литве руководил повстанцами Зыгмунд Сераковский, последователь Н. Г. Чернышевского и друг поэта-демократа Т. Г. Шевченко; в Белоруссии — революционер Кастусь Калиновский, ученик Герцена. На стороне восставших сражались многие офицеры русской армии, например А. А. Потебня и др.
Повстанцы действовали против царских войск небольшими партизанскими отрядами, вооруженными старинными пистолетами, охотничьими ружьями, пиками, косами. И все-таки 10 тысяч человек в течение многих месяцев вели упорную борьбу против регулярной царской армии численностью в 83 тысячи штыков. Значительное участие в повстанческом движении принимали крестьяне. Они поддерживали восстание тем активнее, чем решительнее проводился декрет Временного национального правительства о наделении крестьян землей.
Но паны цепко держались за землю. Своекорыстная и предательская политика помещичьего класса в корне подрывала успех борьбы. Отрицательно сказывалась нерешительность и непоследовательность шляхетских революционеров. Восстание, сломленное поражениями и репрессиями, резко пошло на убыль весной 1864 года.
Польская буржуазная демократия не оправдала надежд на радикальное уничтожение феодальных отношений, но Маркс и Энгельс оценили восстание 1863 года, как прогрессивное. Ленин высоко оценивал роль польского восстания 1863 года. Он писал: «Пока народные массы России и большинства славянских стран спали еще непробудным сном, пока в этих странах не было самостоятельных массовых, демократических движений, шляхетское освободительное движение в Польше приобретало гигантское, первостепенное значение с точки зрения демократии не только всероссийской, не только всеславянской, но и всеевропейской».
В этот трагический год Элиза Ожешко жила действительно не для себя.
Она была товарищем и другом восставших, помогала им, как только могла, а в дни разгрома лично отвезла в Варшаву одного из военных руководителей восстания, полковника русской службы Ромуальда Траугутта, спасая его от ареста.
Сама она каким-то чудом избежала репрессий. Муж ее был сослан в Сибирь (откуда он, спустя несколько лет возвратился и вскоре умер). Его имение было конфисковано. Пострадало много родственников и ее и мужа. Многие дома опустели, будто по краю прошла, как в иные годы средневековья, губительная «черная смерть» — чума. А среди лесов кое-где появились курганы — братские могилы павших героев восстания.
Эти могилы позже оплакала и воспела Элиза Ожешко в романе «Над Неманом», в цикле повестей и рассказов «Gloria victis!» («Слава побежденным!») и в других произведениях.
Но была ли Элиза Ожешко националисткой, тем более шовинисткой?
На это следует ответить отрицательно.
Ее взгляды на независимость Польши можно вполне охарактеризовать словами Вацлава Вацлавовича Воровского, сказанными им о великих польских романтиках:
«Национализм корифеев польской поэзии того времени вообще был чужд звериных черт: в то время ему, действительно, были чужды всякие завоевательные планы, он носил характер законной и справедливой самообороны, поэтому и отличительными чертами его были идеализм и гуманность».
Этими тенденциями объясняется возвышенный, альтруистический характер мировоззрения Элизы Ожешко, выступавшей значительно позднее этих корифеев романтизма.
Молодая писательница боролась на демократическом фланге восстания.
Не будучи сторонницей экспроприации землевладельческой шляхты, она считала необходимой земельную реформу.
И она видела одну из основных причин поражения этого восстания в отсутствии общего языка у восставших с народом — с крестьянством, прежде всего.
Эта мысль повторяется в ряде ее произведений.
Так, в повести «Гекуба» (из цикла «Слава побежденным!») изображен белорусс-крестьянин Тележук со своей женой Настей; они сердечно привязаны к бедной трудолюбивой, бьющейся как рыба об лед с пятью детьми, шляхтянке пани Тересе; однако, они неодобрительно относятся к тому, что их госпожа не удержала старшего сына от рокового участия в восстании.
