К тому моменту, когда Дима вошел в приветливо распахнувшуюся калитку, настроение у навоображавшего невесть что дханна колебалось вблизи отметки «хреново». Поэтому замявшегося на крыльце юношу приветствовал мощный рык:
— Ну, чего встал! Входи давай!
— Зачем же ты, Ассомбаэль, паренька пугаешь, — немедленно раздался дребезжащий старушечий тенорок. — Он же в наших делах ничего не смыслит. И вообще сейчас в глубоком душевном раздрае находится, ибо тонкая психическая организация бунтует против насильственного изменения ейных нервических параметров. Вишь как умаялся, сердешный.
Вошедшего в комнату Диму ожидал пропустивший бабкино заступничество мимо ушей дханн.
— Признавайся, чего натворил.
— Я, кажется, человека убил, — у юноши дрожали губы. — Случайно.
У Шурика заныли зубы.
— Тебя видели?
— Да.
Толстяк выругался. Славомира быстренько вскочила, подбежала к шкафчику, достала из него малый графинчик и перелила содержимое в кружку.
— Накося, милок, успокоительного хлебни и рассказывай подробно.
Отдышавшись после сорокоградусного успокоительного, паренек поведал следующую историю. С некоторых пор к его бабушке, — единственной, слегка выжившей из ума родственнице, — повадились шастать сектанты. Откуда они взялись в маленьком городке, Дима не знал. Просто в один прекрасный день на улицах начали появляться незнакомые люди, предлагавшие поговорить о боге, совавшие религиозную литературу и настойчиво зазывавшие на совместные собрания. Те, кто собрания посетил хотя бы раз, или просто проявлял интерес, приглашались еще и еще. Избавиться от внимания назойливых проповедников было невозможно. Димина бабушка, вместо того, чтобы следовать по проторенной к православной церкви дорожке, тоже вступила в стройные ряды иеговистов, да еще и внука туда попыталась затащить (но тот головой не скорбел и на агитацию не поддавался). Однако жить дома стало просто невозможно. Постоянно приходили какие-то типы зомбированного вида, внезапно появилась куча нелепых правил и запретов, которые молодой нормальный пацан, не скрываясь, называл идиотизмом. Бабка злилась, обещала проклясть. Она даже собиралась выписать внука из квартиры и отправить его в детский дом, но помешали остатки советской системы соцобеспечения и уже новая, демократическая бюрократия.
Обычно Дима до позднего вечера старался не появляться дома, предпочитая бродить по улицам, чем собачиться с полоумной родственницей и ее соратниками. Однако сегодня он изменил привычному маршруту «школа — друзья — парк» и направился в квартиру, рассчитывая отсидеться в отдельной комнате. Открытое демоном истинное зрение показывало слишком странные картины, парню требовалось время оправиться от сенсорного шока. Увы, — полежать в кроватке до назначенного времени не получилось. Пришедшие в гости сектанты возжелали провести очередной сеанс приобщения непутевого отрока к истине. Как уже давно Дима выяснил, избавиться от них с помощью цензурной лексики не представлялись возможным, но сегодня обычные методы не срабатывали — гости упорно продолжали нести бред и уходить не собирались. Подросток разозлился…
— Короче, — прервал сумбурную исповедь Шурик. — Что с ними?
— Один сидит, как каменный, даже глазами не хлопает, — хихикнул Дима. Действие «успокоительного» продолжало набирать обороты. — У второго язык отнялся, когда я ему заткнуться приказал. Третий по квартире бродит, никак выхода найти не может. — Начинающий маг внезапно расплакался и, размазывая слезы по лицу, закончил: — Бабушка сказала, мной дьявол овладел, и из дома убежала!!!
— К руководству, — закончила Славомира.
Дханн и полукровка переглянулись. Старая ведьма почесала нос:
— Давай так — ты парню про Дома и ведающих расскажешь, а я к нему домой сбегаю. Попробую исправить, что малец по дурости наворотил.
— Правильно! — обрадовался Шурик возможности свалить неприятную работу на другого. — Так и сделаем!
Бабка, не теряя времени, усвистала в известном направлении — только дверь хлопнула. Толстяк вздохнул. Унаследованные от предков пророческие способности вкупе с седалищным нервом настойчиво сигнализировали о грядущих неприятностях. Казавшееся поначалу простым дело на глазах обрастало сложностями.