— Я гляжу, ты на диете? — спросила Ребекка, улыбаясь.
— А я смотрю, ты ешь не в меру? — парировал Эрик. — Предпочитаю восстанавливать силы чем-нибудь более существенным, чем два листика салата.
— Растительная пища повышает работу мозга.
— И понижает скорость реакции. Если я буду питаться шпинатом, то через три дня не смогу так же резво, как сейчас, бегать в поисках сенсации.
— Значит, тебя будут возить.
— Ага, в инвалидной коляске.
Тридцать минут спустя Эрик, лениво развалившись на стуле и потягивая кофе, рассказывал Ребекке о редакционной жизни.
— Дик тебя наверняка уже предупредил, чтобы ты не ждала теплых дружеских объятий?
Ребекка с сожалением кивнула.
— Я не знала, что занимаю чужое место.
— Оно не чужое, просто журналисты «Рефлекшена» — жуткие снобы. Считают себя избранными, элитой журналистики Сан-Франциско.
— Ты тоже сноб?
— О, еще какой, — заверил Эрик. — Тебе еще предстоит в этом убедиться. Ну так вот, — продолжил он, — забудь свои страхи. Через месяц, даже меньше, ты станешь одной из нас.
— Хм, — с сомнением поджала губки Ребекка.
— Тебе не улыбается стать снобом? Или ты сомневаешься, что тебя примут в стаю?
— Скорее первое.
— Ясно. Не волнуйся, тебе понравится. Кстати, через неделю у нас намечается что-то вроде корпоративной вечеринки по поводу четырехлетия нашего журнала.
— Да, между прочим, всегда удивлялась, как можно за столь короткое время достигнуть такой популярности?
— Питер Сэндлер — гений. Он свое дело знает.
— Так что за вечеринка? — Ребекка вернулась к интересующей ее теме.
— А, ничего необычного, — отмахнулся Эрик. — Просто пьянка. Журналисты очень много пьют.
— Я уже успела в этом убедиться.
— Фишка не в самой вечеринке, а в том, что после нее тебя все будут считать самым близким и родным человеком. Совместные попойки сближают. Ты как относишься к спиртному?
— Честно говоря, не очень положительно.
— Не любишь или боишься перебрать и натворить глупостей?
— Точно, — рассмеялась Ребекка, которой уже начал нравиться ее разговорчивый коллега. — Я и в трезвом-то состоянии сначала делаю, а потом думаю.
— Ты случайно не Овен по гороскопу? — Эрик хитро прищурился.
— Совершенно случайно — да.
— Понятно. Не бойся, я буду с тобой. Тем более что глупости на наших вечеринках весьма ценятся. Если будешь сидеть в углу, так и останешься изгоем.
— Спасибо, обрадовал. — Ребекка допила свой сок. — Расскажи мне о людях, которые работают в «Рефлекшене».
— Кто тебя интересует?
— Все. Но пока я знакома лишь с немногими. Например, Виктория Холден. Я ее первую увидела, когда вошла в редакцию.
— Что ж, — начал Эрик, — Викки очень милая женщина. В «Рефлекшене» работает, чуть ли не со дня его основания. Первая помощница Питера Сэндлера. Пишет на разные темы. Очень талантлива. Очень отзывчива. Если у тебя случится какая-нибудь неприятность — начиная от редакторской головомойки, заканчивая стрелкой на чулке, — можешь смело к ней обращаться. В первом случае она тебя успокоит, пожалеет и даже поговорит с Питером, чтобы он был помягче, во втором — лично сбегает за новой парой чулок. — Правда-правда, — уверил Эрик Ребекку, увидев, что та готова рассмеяться.
— Ладно, — сказала она. — Идем дальше. Дик?
— О! Это такой потрясающий персонаж! Без него в редакции все умерли бы от скуки.
— Я заметила, что над ним постоянно подшучивают, но не понимаю, что в нем можно найти смешного.
— Но он забавный, согласись. Например, его внешность. Худой, вечно небритый, рубашка не заправлена, всклокоченный. И при всем том — меланхоличный взгляд и грустная полуулыбка-полуухмылка.
— Так, наверное, и должны выглядеть все гении?
— Кстати, ты не далека от истины! У Дика действительно есть редкий дар: он потрясающе пишет критические статьи.
— Чего же над ним тогда все смеются?
— От зависти, детка!
Ребекка покачала головой.
— О времена, о нравы! А кто та блондинка, что сидит за столом напротив?
— Это Лора. О ней и сказать-то, в общем, нечего. Лора несколько недалекая. Работает у нас в редакции уже два года, а все до сих пор подбирает сводки новостей.
— Она мне понравилась.
— Тебе виднее. Вы, женщины, иногда выбираете себе странных подруг.
