Как хорошо на свежем воздухе. Заработал еще один глоток свободы. Надолго ли его хватит? Успею ли дойти до первого перекрестка?
— Нам налево.
— Не сердись, крошка, я спешу.
— Ты же обещал помочь мне с чулками. Ты не любишь худых?
— Откуда ты взяла? Только худых и обожаю. Хочешь со мной в Ливадию?
— Где это?
— Под Ниццей. В горах.
— Но сначала я все же попробую достать черную паутинку.
— Ты прелесть, Тереза. Вот тебе двести франков. А вечером мы можем встретиться. Где тебя искать?
— В «Энфант терибле» на бульваре Ватерлоо, я там выступаю. Так ты придешь? Честное слово?
— Оревуар, Тереза, у меня сейчас серьезное дело, пожелай мне успеха.
— Я буду молиться за вас, мсье. Как вас зовут?
— Если тебе нетрудно: Густав.
Еще одна молитва взлетит в поднебесные выси. Какая гора получилась бы, если бы каждая молитва обернулась хоть малым камушком, ничтожной галькой — и все их за все века сложить в одну кучу. Вырос бы хребет от Арденн до Тибета. Гималаи наших надежд, мечтаний, грехов, терзаний, умыслов, проклятий, вер, прихотей. Глядите, люди, на сколько вы намолились.
А может, земные горы как раз и сложены из наших молитв? Оттого и глядят на нас равнодушно с высоты.
Но молитва невесома. Она не занимает места в багаже. Она лишена значения координат пространства и времени, она вне их. И потому молитва вечна, ибо цель ее утешение. Молитвенник стерся, а молитва живет.
Что утешит меня?
Внимание. Ноги сами привели меня к причалу. Сколько раз я приходил сюда с надеждой и возвращался окрыленный.
Кажется, здесь ничего не изменилось. Если гестаповцы тут и были, то никаких следов не оставили. И колокольчик звонит так же безмятежно, как прежде. И Эжен не изменился. Зря я перенервничал, тут все в порядке.
— Добрый день, мсье. Не могли бы вы исполнить небольшой заказ. Это очень старинная фотография, семейная реликвия. Моя бабушка Жюли, она жила в Лувене, я хотел бы увеличить ее портрет.
— К сожалению, это затруднено, я должен срочно выехать в Льеж и, сколько пробуду там, не знаю.
— Какая жалость! А я ведь не очень спешу. И мне всего три экземпляра.
— Хоть три, хоть пять — работа одна. Я очень сожалею, мсье, но будет лучше, если вы обратитесь в другое место.
— Оревуар.
Я только и делаю, что прощаюсь. И похоже, в этот раз надолго, если не навсегда. Обещанная молитва не успела вознестись, как обрушилась лавина. Последний взгляд в глаза товарища — и полный поворот кругом, чтоб больше никогда не встретиться взглядом. Ты сказал мне глазами больше, чем условным словом. Мы оба в беде и не смеем помочь друг другу — так повелевает параграф.
Колокольчик прощально вздрагивает за спиной. Я уже на привязи, выей чувствую, только не видел еще, кто держит вожжи, ибо оглядываться в таких случаях запрещено следующим параграфом.
Будем играть по правилам. Я ведь не должен знать, что у меня вырос хвост.
Сколько сейчас жителей в Брюсселе? Перед войной подбиралось к миллиону, сейчас поредело. Впрочем, сколько бы их ни было, я в этом городе один, если не считать Франсуа и Терезу. Правда, у меня имеется кое-что в запасе, но это такой запас, о котором лучше не вспоминать. Иголка в стогу сена — вот и весь мой запас.
Зато у меня появился верный летописец, который отныне будет фиксировать каждый мой шаг и заносить его в скрижали. Нет, теперь я не пропаду в безвестности.
Не пора ли познакомиться? Ты меня видишь, я тебя не вижу. У тебя ведь свой параграф: не бросаться в глаза.
— Свежую газету. Прошу вас. Мерси.
Где же он? Обозреем мировые проблемы и ближайшие окрестности. Самодовольная дама несет выдающийся бюст, за бюстом поспешает юркий прихлебатель. Старик с газетой в руках, дети с мячом. Бравый служитель муниципалитета с кипой казенных бумаг под локтем — не то, не то. На Восточном фронте русские захватили Мариуполь, идет выпрямление фронта.
Ага, вот! Отсвечивает в газетном заголовке: «Шантажист в отставке». Котелок, тройка мышиного цвета, в руке зонтик. Облокотился на тумбу в свободной позе, взгляд ненавязчивый — вполне респектабельный летописец, обладающий твердым разборчивым почерком.
Ну что ж, поиграем по правилам? Выбор предостаточный: рулетка, покер, бильярд, баккара, тотализатор, очко, лотерея. Ставка по соглашению сторон, от одного франка. Но не больше, чем одна жизнь.