Кто заплачет обо мне, когда меня не станет? Кто узнает, что меня уже не стало? Человек уходит из жизни — куда уж дальше, и следа не остается. Без следа исчезнувший — вот кто я такой. Лишь немые своды да тюремный палач будут свидетелями моего ухода. Но уверяю вас, палач не помнит лица своей жертвы, нас много, а он один. Для палача куда большее значение имеет шейный позвонок, на который должен опуститься нож гильотины. Палач помнит нас по позвонкам, нашими шейными позвонками мостит он свое будущее.
— Имя? Фамилия?
— Поль Дешан.
— Профессия?
— Коммивояжер.
Кто я? Как меня зовут? Я забыл об этом. И что наше имя? Нас не спрашивают, когда им нарекают. Я хотел бы стать, скажем, Игорем, а вынужден называться Полем, и кто разберется, где подлинник, где фальшивка.
Божоле, бордо, кальвадос, фрамбуаз, мартини — вот кто я такой. Кабаре, игорные и частные дома, оптом и в розницу — пребываю на дне общества, среди проституток, сутенеров, шулеров. Несмотря на трудности военного времени, торговля идет бойко, я на самоокупаемости и Центру ничего не стою.
А пропаду теперь ни за грош.
— Место и год рождения?
— Намюр, провинция Льеж, 1918 год, 10 сентября, — ба, да мне сегодня двадцать пять лет. И на этом жизнь исчерпала себя?
— Семейное положение?
— Убежденный холостяк. Когда меня отпустят, господин инспектор? Меня ждут клиенты.
— Где живут родители?
И об этом я должен забыть. Я нигде не был рожден, нигде не буду похоронен. У меня нет ни жены, ни отца, ни матери, я не видел их никогда.
Кто заплачет обо мне?
— Этот сак принадлежит вам?
— Он мой, вернее, фирмы, которую я представляю.
— Расскажите о его содержимом.
— Слушайте внимательно, господин инспектор:
В любую жару и прохладу
Вы будете кьянти рады,
В страну расцветающих грез
Вас унесет кальвадос.
Не правда ли, вполне современно: сочинил для рекламы. И знаете, господин инспектор, до клиента доходит.
— Здесь не балаган, отвечайте на вопрос, сколько бутылок в вашем саке?
— Восемь. Кстати, они довольно тяжелые. Так что не думайте, что это легкая работа.
— Что в большой бутылке? Оранжад?
Лишь бы он не раскупорил. Дикая глупость: прятать золото среди меди. На этом я и попадусь. А после скажут: «Как? Вы не знаете, чем закончилась вторая мировая война? Ее проиграл этот простак с Потылихи, называющий себя Полем Дешаном. Впрочем, он предпочел погибнуть безымянным, и если бы не случайная находка на старых пыльных полках, мир до сих пор оставался бы лишенным этой волнующей информации».
— Оранжад тоже принадлежит вашей фирме?
— Это моя бутылка, господин инспектор. Сейчас так жарко. Должен я что-нибудь выпить — хоть иногда. Если вам угодно, можете попробовать. Открывалку я всегда держу при себе, это, так сказать, мое личное оружие.
— Распишитесь вот здесь.
— В чем я должен расписаться? Это протокол?
— Подписка о невыезде. Вы не имеете права покидать Брюссель. Три раза в неделю отмечаться в комиссариате.
— А мой сак? Я не могу идти без сака.
— Вещи останутся здесь для проверки. Забирайте свой оранжад, если вы без него обойтись не можете, и шагом марш отсюда. Советую меньше шататься по ночным кабаре.
— Спасибо, господин инспектор. До свидания, господин инспектор, а еще лучше: прощайте.
Нет, по мне еще рано плакать. Я еще поживу на этом свете, прежде чем подставлять шею под нож гильотины. Вторая мировая война не закончилась, и я участвую в сражении. Ловко я их объегорил на оранжаде. Вот что значит интуиция, до сих пор она меня не подводила. Храните золото только среди меди. Пусть они пьют, потешаясь над тем, что обобрали бедного коммивояжера, пусть они налакаются в стране расцветающих грез. Оранжад со мной, война продолжается.
Он стоял на углу рю Петит, пытаясь сообразить, где выбросил его из своего нутра безглазый и тряский ящик тюремного фургона. Это был угрюмый район, где рядом с законом уверенно соседствовало его нарушение, упрятавшееся в узкие сдавленные дома прямо против комиссариата и прикрытое лишь кисейными занавесками. Окна притонов глядели на тюремные решетки — они не могли существовать друг без друга. Нарушение содержало закон и само процветало за счет его близорукости.
