— Много будешь знать, скоро состаришься. — Митька садится на край рундука, поодаль от стола.
— Штаны-то хотя бы почистил, — неодобрительно говорит Карцов.
Митька смотрит на свои штаны с деланым удивлением, будто только сейчас замечает, что они грязные.
И тут же пренебрежительно бросает:
— Грязь — не сало, потер — и отстало.
Сашка достает из тумбочки одежную щетку, молча протягивает Митьке. Тот вырывает щетку у Сашки из рук и сердито топает по трапу. Сашка достает из рундука еще одну тарелку, накладывает в нее картошки и, когда Митька снова спускается в кубрик, делает полупоклон, широким жестом обводит стол и любезно приглашает:
— Прошу! Вам котлету «де валяй» или судака «орли»?
По части всяких названий блюд Сашка крупный специалист. К сожалению, этим его кулинарные возможности исчерпывались: готовить он не умел. Сашка рос в Москве в обеспеченной семье, откуда, впрочем, удрал сюда, на Север, чтобы попасть на полюс. До полюса не дошел, завяз здесь и до осени ждал призыва на действительную военную службу, рассчитывая попасть именно на флот.
Митька на красивое Сашкино предложение не отреагировал, а присел опять на рундук и объявил:
— А я, между прочим, с утра пельмешками побаловался. Сами понимаете, домашнего изготовления. И какао пил. В постели.
— Красиво живет буржуазия! — Сашка подмигнул Карцову. Они-то знали, что на «Вышибале» завтракают позже, и Митька в лучшем случае мог довольствоваться сухарем. — Мить, а одеяло, под которым тешит тебя твоя матаня, ватное или пуховое?
— Пуховое, — уверенно сказал Митька, однако посмотрел на Сашку опасливо, ожидая очередного подвоха.
— А пододеяльник с кружевами?
— Точно!
— Между прочим, «ришелье» называется. Ты знаешь, кто такой был Ришелье?
— А хрен его знает! Француз какой-нибудь или испанец. Наверное, тоже баб любил.
— Ну и темен же ты, Савин!
— А мне твое образование ни к чему. Меня вот и без образования бабы любят, а ты с десятилеткой в девственницах ходишь. И жрешь одну тушенку. — Митька кивнул на стол.
— Хватит болтать! — прервал перепалку Карцов. — Садись, Дмитрий, ешь. Через сорок минут пойдем в Заячью губу, а потом еще надо засветло успеть в Длинную и в Узкую почту захватить и механика.
— Разве что про запас, — великодушно согласился Митька и подвинулся к столу. Сначала он ел как бы нехотя, но вскоре голод взял свое, и за какие-нибудь пять-шесть минут Митька уплел полную тарелку картошки. Ел он неопрятно и жадно, как бездомная собака, случайно утащившая кусок мяса.
Когда Митька полез в кастрюлю за добавкой, Сашка заметил:
— Аппетит у тебя флотский. Я бы после пельменей не смог больше ничего есть.
— А я ничего, и твою стряпню дорубаю, — добродушно ответил повеселевший от еды Митька.
Аппетит у него был действительно флотский. Впрочем, больше ничего флотского Карцов за рулевым не примечал. Митька был неповоротлив и ленив, дело знал плохо, рулевое устройство содержал в беспорядке. Карцов уже не раз жалел, что приютил Митьку. Да ведь куда его теперь денешь? Митька, пожалуй, на всех кораблях вспомогательного флота базы успел послужить, а нигде более трех месяцев не задерживался — списывали то за пьянку, то за прогул, то за нерасторопность.
Карцов взял его только из жалости — обидно, когда молодой парень на глазах у всех губит свою жизнь. Ивану Степановичу за двадцать девять лет службы не таких приходилось обламывать, но с Митькой сладить оказалось не просто. Вот уже полгода он на катере, а от старых привычек и старых дружков отказаться никак не может. И работает спустя рукава, без охоты, то и дело приходится напоминать, чтобы прибрал в рубке, зачехлил компас и сделал все прочее, входящее в его прямую обязанность.
Карцов и теперь напомнил:
— Проверь штуртросы.
— А я вчерась перед уходом проверял, были в полном порядке.
И тут врет да еще нахально смотрит в глаза. Вчера, как ошвартовались у причала, сиганул на берег, даже в кубрик не заглядывал. Что с ним делать?
Карцов махнул рукой и полез наверх.
На кораблях шла приборка, вахтенные и боцмана поторапливали матросов — скоро по распорядку дня завтрак, а уборка, видимо, затянулась, потому что за ночь снегу намело много.
