— И чего ж тебе надобно?
— Я ищу Скирона.
— Зачем?
— Должен его убить.
— Я — Скирон.
Тесей некоторое время с удивлением глядел на дерзновенного, а потом так замахнулся своей палицей, что до самого горизонта, покуда достает глаз, на земле не осталось ни единой птицы, за исключением того журавля. Даже далекие рыбы и те шарахнулись в глубь моря. Однако Скирон так молниеносно пригнулся и вновь выпрямился, что Тесей, еще только падая, успел подумать: «Палица лишь скользнула по телу, не причинив никакого вреда». Сам рухнувший на землю от прошедшего впустую мощного замаха, он вскочил, с разодранными в кровь локтями, на ноги и со страхом уставился на Скирона:
— Ты — лучистоокая Афина?!
— Я же сказал тебе, Скирон я.
— Но если ты не Лучистоокая, почему ты меня, упавшего, не прикончил!
Он смотрел на Скирона с недоумением.
— А ты, вижу, расправляешься с разбойниками на их же манер?
— Да.
— Почему же тогда ты не заставил меня помыть тебе ноги!
— Не стерпел я.
— Пошли.
К краю того обрыва они направились в следующем порядке: впереди — Скирон, за ним — Тесей и в самом конце — журавль. Через выступ первым перебрался Скирон, за ним — Тесей, а потом — дважды взмахнув крыльями — и журавль.
Скирон указал на скальное кресло:
— Садись.
Тесей сел.
Спокойно на него глядя, Скирон спросил:
— Ради чего ты вершишь столько геройств?
— Хочу очистить мир от разбойников, — надменно вскинул голову непревзойденный герой, — слишком уж много вас расплодилось.
— Нет, — сказал Скирон, — у тебя другая забота.
— И все-таки...
— Тянешься за Гераклом. Славы хочешь.
Кровь бросилась Тесею в голову, но он не вскочил на ноги — Скирон стоял перед ним спокойный, самоуверенный, и пара светочей мирно теплилась у него в глазах; он знал, что до любви ему не дотянуть, и, чуть ли не с жалостью глядя на баловня тогдашних богов: пусть, мол, остается им, спросил:
— Ноги помыть тебе?
Да это какой-то скаженный, он, поди, вот-вот даст пинка и, вцепившись в ногу непревзойденному герою, заодно с ним загремит в пропасть. И Тесей ответил:
— Нет.
И хотя глаза Скирона выражали теперь насмешку, но странную какую-то, исполненную правды и спокойствия. Но не желал он ни правды, ни спокойствия тех времен.
— Я жду.
И, обернувшись, стал на самом краю бездны; внизу расстилалось море, зажженное сиянием многозрящего Гелиоса. Рядом, печально глядя на Тесея, хохлился верный журавль; и когда он вдруг энергично вскинул свою маленькую голову, Скирону почудился звук осторожных, крадущихся шагов, и еще до того, как его пнула в спину грозная ладонь, у него скатилась из глаз пара слезинок: жаль все же было Скирону расставаться с этим миром, который был немножко и его.
С шумным шорохом прянул в небо журавль — метнулся к кому-то другому; а Скирон, летя вниз лицом, с широко раскинутыми руками-ногами и приподнятой головой, не кричал во время долгого падения — он потягивался.
* * *
Плутарх говорит:
«Около границ Мегариды Тесей убил Скирона, сбросив его со скалы. Обычно говорят, что Скирон грабил прохожих, но есть и другое мнение — будто он бесчинно и нагло протягивал чужеземцам ноги и приказывал мыть, а когда те принимались за дело, ударом пятки сталкивал их в море. Однако мегарские писатели оспаривают эту молву, «воюют со стариной», по слову Симонида, настаивая на том, что Скирон не был ни наглецом, ни грабителем, напротив — карал грабителей и находился в родстве и дружбе с благородными и справедливыми людьми. Ведь Эака считают благороднейшим из греков, Кихрею Саламинскому воздают в Афинах божеские почести, каждому известна доблесть Пелея и Теламона, а между тем Скирон — зять Кихрея, тесть Эака, дед Пелея и Теламона, родившихся от Эндеиды, дочери Скирона и Харикло. Невероятно, чтоб лучшие из лучших породнились с самым низким и подлым, отдали ему и, в свою очередь, приняли из его рук величайший и драгоценнейший дар! Тесей убил Скирона, заключают эти писатели, не в первое свое путешествие, по дороге в Афины, а позже, когда отнял у мегарян Элевсин, обманув тамашнего правителя Диокла. Таковы противоречия в преданиях о Скироне».
Та исполинская черепаха Скирона не тронула, его изгрызли малые рыбешки.
