— …И знаете, что сказал этот дурачок? «Может, я и видел вас только минуту, но никогда не забуду, мэм». Помнишь, Тони? И между прочим, это было мило с его стороны. Мир вообще так прекрасен, так добр — во всяком случае, ко мне все всегда удивительно добры, уж не знаю почему. И я сказала Тони — помнишь, милый? — Тони, если ты хочешь поревновать меня иногда — самую капельку! — ревнуй к этому посыльному! Ведь он такая лапочка.
Наступила пауза, и Дуглас Голд сказал:
— Да, среди посыльных попадаются славные малые…
— Да, ведь он просто с ног сбился, чтобы мне услужить, и рад был до смерти, что я осталась довольна.
Дуглас Голд сказал:
— Ничего удивительного, любой был бы рад вам услужить.
Она вскричала в восторге:
— Как это мило! Тони, ты слышал?
Капитан Чантри что-то проворчал. Его жена вздохнула.
— Тони не из тех, кто говорит красивые слова. Правда, котик? — Ее рука с длинными красными ногтями прошлась по его темной шевелюре. Он мрачно покосился на жену. Она прошептала:
— Не знаю, как он меня терпит. Он ведь такой страшно умный — просто набит мозгами, а я все время говорю всякую чепуху, но он все мне прощает. Все прощают мне, что бы я ни сказала или ни сделала, — как сговорились меня баловать. Наверняка это очень вредно.
Капитан Чантри обратился к мистеру Голду:
— Это ваша супруга там в море?
— Да. Пойду-ка я к ней.
Валентайн прошептала:
— Здесь на солнце так волшебно. Не ходите пока в море! Тони, котик, я сегодня, пожалуй, не стану окунаться, первый день все-таки. Еще простужусь. Но ты, котик, пойди поплавай. Мистер… мистер Голд со мной побудет, пока ты купаешься.
— Нет, спасибо, — мрачно ответил Чантри, — Еще рано. Ваша жена вам, кажется, машет, Голд.
Валентайн сказала:
— Как хорошо плавает ваша жена! Она, наверное, из тех страшно практичных женщин, которые все делают хорошо. Я их боюсь — мне всегда кажется, что они меня презирают. Я-то все делаю плохо, совершенная недотепа, правда, котик?
Но капитан снова пробурчал что-то невразумительное. Его жена ласково продолжила:
— Ты слишком добр, чтобы признать это. Мужчины такие преданные, это мне в них и нравится! По-настоящему преданные, не то что женщины, и никогда не говорят гадости. Женщины бывают довольно злыми.
Сара Блейк повернулась на бок лицом к Пуаро и прошептала:
— Например, эти злые женщины могут предположить, что миссис Чантри не является совершенством во всех отношениях. Что за идиотка! Кажется, я в жизни не встречала женщины глупее, чем Валентайн Чантри. Только и делает, что нудит «Тони, котик!» и закатывает глаза. Не удивлюсь, если у нее вместо мозгов вата.
Пуаро приподнял бровь:
— Un peu sévère![44]
— Да-да, можете списать на женскую ревность. Но кое-что она все-таки умеет. Неужели она не пропускает ни одного мужчину? Ее муж готов метать громы и молнии.
Пшдя на море, Пуаро отметил:
— Миссис Голд хорошо плавает.
— Да, она, в отличие от нас, не боится промокнуть. Интересно, искупается ли хоть раз миссис Чантри?
— Она-то? Ни за что! — хрипло вступил в разговор генерал Барнс. — Никогда не рискнет смыть всю свою краску. Хотя кобылка хороша, ничего не скажешь — даром что зубы уже слегка стерлись.
— Она на вас смотрит, генерал, — сказала Сара лукаво. — И вы ошибаетесь насчет краски — нынче нам не страшны ни вода, ни поцелуи.
— Миссис Голд выходит, — объявила Памела.
— «Вышли мы собирать зверобой, собирать зверобой, собирать зверобой, — запела Сара, — а жена его уведет с собой, уведет с собой, уведет с собой».
Миссис Голд вышла на берег. У нее была прелестная фигурка, но практичная купальная шапочка явно не предназначалась для украшения хозяйки.
— Ты идешь, Дуглас? — нетерпеливо спросила она. — Вода очень теплая.
— Пожалуй.
Дуглас Голд вскочил на ноги. Валентайн Чантри взглянула на него с чарующей улыбкой.
— Au revoir[45], — сказала она.
Голд и его жена пошли прочь по берегу.
Как только они оказались вне пределов слышимости, Памела критически заметила:
— Не очень-то умно оттаскивать мужа от друтой женщины. Мужья не любят собственниц.
— Вы так много знаете о мужьях, мисс Памела, — сказал генерал Барнс.
— О чужих — да!
— Ага, в этом все дело.
