Только не дворецкий - страница 27

Рейсон записал предметы с сардонической усмешкой на лице. Потом он принял предложение Фиделити выпить чаю. Они вновь поговорили о погоде, природе и приплоде. В Лондон он вернулся последним поездом.

— Мы тут же сообщим вам, когда что-нибудь узнаем, — произнес он официальным тоном на прощание.

— Я уверена, что вы уже напали на след, — прошептала Фиделити, и золотой локон упал ей на щеку.

Три дня спустя мистер Стрэнек подъехал к Фермерскому дому с готовым договором в кармане. Фиделити сказалась больной. На следующий день он приехал вновь, но не застал ее дома. Позже он позвонил. Фиделити радушно его приветствовала.

— Ах, простите меня! — мелодично произнесла она. — Однако, боюсь, сегодня я не смогу вас принять, так как пригласила на обед викария и мистера Кларджеса, моего поверенного. Не могли бы вы прислать мне договор и заехать за ним завтра?.. О да, конечно, понимаю. Я попрошу гостей заверить мою подпись.

Фиделити едва успела повесить трубку, как прибыл викарий. За столом разговор, разумеется, перешел на неотвратимую гибель Своллоусбата.

— Говорят, — произнес викарий уныло, — что он не может провернуть свою махинацию, не завладев вашей землей, мисс Доув. Насколько я понял, она нужна ему для постройки… эээ… железной дороги.

— Мистер Стрэнек действительно просил меня продать дом, — сказала Фиделити. — И я, конечно, ответила ему так, как ответил бы на моем месте каждый. Мне было больно его разочаровывать. Бедняжка был просто раздавлен, но тем не менее вел себя вежливо.

— Вся эта затея — настоящая катастрофа, — сказал поверенный. — Леса! Долина! — Ему не хватало слов.

— Давайте не будем горевать, пока не грянула беда, — попросила Фиделити. — Если это вас успокоит, мои друзья, скажу без сомнения: глубоко в душе я уверена, что напасть обойдет нас стороной и это прекрасное место останется нетронутым.

Викарий и поверенный, которые знали о Фиделити лишь то, что она молода, необычайно красива и любит Своллоусбат так же сильно, как и они, казалось, несколько утешились, однако продолжали размышлять о том, зачем Стрэнеку понадобилась железная дорога.

На следующий день в десять часов утра мистера Стрэнека проводили в кабинет Фермерского дома. На письменном столе времен королевы Анны лежал договор, передававший собственность Фиделити в его распоряжение.

— Доброе утро, мисс Доув. Вы закончили наше дельце? Очень любезно с вашей стороны. Дайте-ка гляну.

Мистер Стрэнек пробежал глазами по документу. Глаз у него был в этих делах наметанный. Подпись Фиделити Доув, засвидетельствованная викарием и поверенным, передавала в его имущество земли, которым на рынке цена была десять тысяч, а для него и все пятьдесят — и всего за жалкие три тысячи! Повезло же ему наткнуться на эту дурочку!

— Да, думаю, все верно. Осталось лишь получить от вас подтверждение оплаты. Деньги у меня с собой, в банкнотах.

— Я уже все подготовила, — сказала Фиделити, протянув ему расписку.

Стрэнек проверил и расписку, нашел ее подходяще составленной и достал бумажник.

— Раз, два, три, четыре по пять сотен — две тысячи — и еще одна тысяча. Итого — три тысячи. Сумма немаленькая, мисс Доув, но, не будь вы настоящей леди, мне пришлось бы заплатить сотен на пять больше.

— Ах, вы мне льстите, — скромно потупившись, произнесла Фиделити. — Я лишь пытаюсь жить честно и молюсь, чтобы мой пример вдохновил других людей.

— И я тоже, — отозвался мистер Стрэнек. — И я тоже. А, вот еще что. Вы, конечно, поняли из этого документика, — он помахал актом продажи, — что передали мне в немедленное владение, вместе с землей и домом, мебель и прочие пожитки. Так когда вы намереваетесь съезжать? Пару недель я вам дам, но ровно на пятнадцатый день мои люди начнут копать.

— Все уже подготовлено, — ответила Фиделити. — Я покину дом завтра.

К концу недели мистер Стрэнек вывез мебель. К концу месяца дом был взорван динамитом, а рабочие вовсю готовились прокладывать узкоколейку.

Примерно через месяц после того, как Фиделити покинула Своллоусбат с тремя тысячами фунтов мистера Стрэнека в своей глубокой серой сумке, она сидела в приемной своего адвоката, сэра Фрэнка Роутона, и горько плакала. Она плакала две или три минуты. Сэр Фрэнк уже собирался прибегнуть к нюхательной соли, когда Фиделити наконец смогла связно объясниться.