— Когда?
— Остальные слуги ушли около девяти. Я ушел в десять минут десятого и вернулся где-то в одиннадцать двадцать. К этому времени вся прислуга была уже дома, и все давно спали. Я и сам сразу отправился в постель.
— Вы, конечно же, вошли с черного хода?
— Да, сэр. Мы уже обсуждали это между собой. Никто из нас не заметил ничего необычного.
— А в вашей части дома радио слышно?
— Нет, сэр.
— Что ж, — сказал Аллейн, отрываясь от своих записей, — это все, благодарю вас.
Но не успел Чейз выйти, как вошел Фокс.
— Простите, сэр, — сказал Фокс, — я только хочу заглянуть в «Радио таймс» — она тут лежала на столе.
Он склонился над газетой, послюнявил свой огромный палец и перевернул страницу.
— Вот оно, сэр! — внезапно вскрикнул Чейз. — Вот что я пытался вспомнить! Вот что он всегда делал!
— Что, что именно?
— Он облизывал пальцы, сэр. Такая у него была привычка, — ответил Чейз. — Вот что он делал всякий раз, усаживаясь перед радиоприемником. Я слышал, как мистер Хислоп рассказывал доктору, что его чуть ли не с ума сводила эта привычка хозяина постоянно облизывать пальцы.
— Понятно, — сказал Аллейн. — Минут через десять попросите мистера Хислопа оказать нам любезность и зайти сюда. На этом все, благодарю вас, Чейз.
— Что ж, сэр, — заметил Фокс, когда Чейз вышел, — если все вышло так, как я думаю, то дела обстоят не самым лучшим образом.
— Боже правый, Фокс, ну и замысловато же вы выражаетесь. О чем вы говорите?
— Если бакелитовые ручки подменили металлическими и через дырки пустили тонкий провод, то он мог получить удар и посильнее, если крутил ручки влажными пальцами.
— Именно. И он всегда крутил ручки обеими руками. Фокс!
— Да, сэр.
— Отправляйтесь-ка снова к Тонксам. Вы ведь не оставили их там совсем одних?
— Там Бейли, делает вид, что глаз не может оторвать от выключателей. Он обнаружил основной распределительный щиток под лестницей. Похоже, недавно там меняли пробку. А в шкафчике под щитком нашлись странные обрывки проводов, ну и тому подобное. Провода те же, при помощи которых подключены обогреватель и радио.
— Ага. А не мог тут быть задействован провод, ведущий от переходника к обогревателю?
— Черт подери, — воскликнул Фокс, — да вы правы! Вот как все и было устроено, шеф! Более мощный провод отсоединили от обогревателя и просунули в приемник. В кабинете был растоплен камин, так что обогреватель ему не понадобился, и он ничего не заметил.
— Конечно, все могло быть именно так, но у нас почти нет доказательств. Возвращайтесь к убитым горем Тонк-сам, дорогой Фокс, и расспросите их как следует, не помнят ли они о странных привычках Септимуса в отношении радио.
В дверях Фокс столкнулся с мистером Хислопом и оставил его наедине с Аллейном. Инспектор отметил, что Филлипа была права, называя Ричарда Хислопа человеком незаметным. Он был совершенно непримечателен. Серые глаза, тусклые волосы, бледноват, низковат, незначителен. И все же вчера вечером они с Филлипой вдруг поняли, что любят друг друга. Романтично, но подозрительно, подумал Аллейн.
— Присядьте, — сказал он. — Мне бы хотелось, если вы, конечно, не возражаете, услышать о том, что произошло между вами и мистером Тонксом вчера вечером.
— Что произошло?
— Да. Как я понимаю, вы пообедали в восемь. И затем вы с мистером Тонксом пришли сюда?
— Да.
— Что вы делали?
— Он продиктовал мне несколько писем.
— Ничего необычного не случилось?
— О нет.
— Отчего вы поссорились?
— Поссорились! — Тихий голос подскочил на целый тон. — Мы не ссорились, мистер Аллейн.
— Возможно, я неправильно выразился. Что вас расстроило?
— Филлипа вам все рассказала?
— Да. Это было очень мудро с ее стороны. Так что же произошло, мистер Хислоп?
— Кроме того… о чем она вам рассказала… Мистеру Тонксу было нелегко угодить. Я частенько раздражал его. Так вышло и вчера вечером.
— Чем же вы его раздражали?
— Да всем. Он кричал на меня. Я нервничал, дергался, ронял бумаги, делал ошибки. Был не в своей тарелке. Потом и вовсе все перепутал… и не выдержал. Я его всегда раздражал. Все мои привычки…
— А у него самого разве не было неприятных привычек?
— У него! Господи!
