Так что можно понять, что и обиход и обстановку мастера дзэн-буддизма я принял с пониманием и удовлетворением. В туалетах с подогреваемым полом и сиденьем, оснащенным сбоку каким-то маленьким светящимся мини-пультом (предназначение манипулятивных кнопок с японскими надписями я так и не смог разобрать), висели миленькие, собранные из пазлов изображения котят, козлят и детишек. В нескольких комнатах сияли модные мощные телевизоры с широченными экранами. Огромные жилые помещения заполнены были всяческими торшерами, резными столами и просто удобным японским убранством. Везде стояли огромные холодильники, набитые едой и разнообразной выпивкой, как в дорогих гостиницах. Я справился: а действительно не специализированная ли это какая гостиница для специальных дзэн-буддийских посланников, паломников или странников? Нет, просто жилой дом. И все эти невероятные удобства предназначены для обычной размеренной жизни трех членов семьи — мастера, его жены и престарелой, но улыбчивой матери жены восьмидесяти семи лет. Да, еще упустил временно проживающего внука. Да, еще учеников забыл. Но те если и пользуются удобствами и обстановкой, то, думается, нечасто и нерегулярно. Ученики все-таки. Понятно. Но для одной семьи — действительно очень удобно. И не только для семьи, но и для случайно попавших сюда странников.
Мастер подарил мне черный веер с начертанной на обеих сторонах древнейшей буддийской сутрой. Веер, как мне тут же с уважением и даже с неким почтительным ужасом объяснили осведомленные окружающие, производится только для священнослужителей и в открытой продаже не бывает. Я, естественно, с чувством поблагодарил мастера. Из собравшихся только мой сопровождающий, профессор местного университета, на две трети смог одолеть сложный древний текст. Возможно, сказалось и влияние алкоголя. Остальным, с их ограниченным набором известных иероглифов, текст оказался просто не по зубам. Ну, и еще, конечно, сам мастер с гордостью прочитал ее вслух, что заняло около получаса.
Вообще, он оказался на удивление милым и лихим парнем. На мой вопрос по поводу одного из кушаний, неведомых мне, да и, как оказалось, большинству весьма опытных и искушенных в этом деле сотрапезников, он ответствовал, что это из собачьего хуя. И сам же, не дожидаясь моей реакции, заливисто рассмеялся. Так это и было переведено профессором словесности местного университета — «из собачьего хуя» (вы же знаете лихость всех изучающих и изучивших русский язык любых чужеземных народов и стран в постижении и употреблении нашего мата). Мастер же подарил мне носки, майку и трусы, вернее, все-таки его жена, но от его прямого имени, когда после почти трехчасового блаженства в огромной ванне в огромной же ванной комнате как раз по соседству с молельным помещением я обнаружил, что все свои запасные вещи оставил в месте своего предыдущего пребывания. Подаренные вещи я ношу с благодарностью и теперь, вместе с чем-то вроде стеклянных четок на резиночке, одевающихся на запястье руки. Их перебирание успокаивает и расслабляет, а я так временами нуждаюсь в этом. И получаю. Четки помогают. И я с благодарностью вспоминаю про мастера.
Да, вспомнил еще — по всем городам присутствуют разной степени обустроенности и чистоты общественные туалеты. Это очень важно было упомянуть, не забыть. Вы отлично понимаете причины моей пунктуальности в данном деле. И я вспомнил, не забыл и упомянул, пусть и с некоторой задержкой. Вообще, этот вопрос, вернее, проблема связана для меня с одним необычайным и все время повторяющимся впечатляющим ночным видением, которое я все же здесь приводить не буду, так как оно может произвести неприятное впечатление, будучи соположенным с такой если и не возвышенной, то благостной картиной дзэн-буддийского храмового быта. Может быть, расскажу позднее, если случай придется.
Временами во время разговора мастер настолько широко улыбался, что пропадал. Да, да, пропадал. Тогда я сидел спокойно, ожидая его возвращения и не обращая внимания на остальных, которые тоже уже ни на что внимания не обращали. Мастер возвращался, поднимал чашечку саке, говорил:
