– Мадам Зорка, сэр.
Вулф сложил руки на необъятном пузе:
– Что с ней случилось?
– С ней-то? Ничего.
– Ты ее ударил?
– Нет.
– Не будь ослом! Ты не стал бы приносить на спине женщину и класть ее прямо на ковер, если бы с ней ничего не случилось. Она без сознания?
– Не думаю. Насколько я понимаю, она разыгрывает из себя мертвецки пьяную. Но мне кажется, она притворяется. Я разыскал ее в любовном гнездышке, свитом в мансарде на Мэдисон-авеню. Барретт предоставляет гнездышку мебель, а Белинда Рид обеспечивает любовь. Такие дела. Зорка была там гостьей Белинды. Кстати, Зорка категорически отрицает, что звонила сюда, и отказывалась ехать. Мне пришлось позвонить Кремеру, чтобы надавить на них, и это подействовало. Держу пари, она внимательно слушает, что мы говорим. Как бы она не задохнулась тут в своей шубейке.
Я нагнулся, расстегнул норковую шубку и распахнул ее. Вулф встал из-за стола, протопал к Зорке и остановился, хмуро разглядывая ее:
– Она без чулок.
– Вы правы.
– А что это на ней такое? Платье?
– О нет. Скорее, халат для расслабухи.
– Ты считаешь, она притворяется?
– Уверен.
– Что ж… – Он повернулся и крикнул: – Фриц!
Фриц не заставил себя долго ждать.
– Принеси дюжину кубиков льда, – приказал Вулф.
Я склонился над пациенткой и пощупал ее пульс, потом приподнял верхнее веко, вгляделся в радужную оболочку глаза и возвестил, что все нормально – опыт можно проводить. Вулф посмотрел на меня и сурово кивнул. Фриц принес чашку с кубиками, и Вулф велел, чтобы он отдал чашку мне. Я взял один кубик и положил на щеку Зорке, но он соскользнул вниз. Я подобрал его и аккуратно положил в ямку у основания шеи, где ему лежалось вполне уютно. Потом я осторожно, но твердо приподнял ее руку, положил еще один кусочек льда в подмышечную впадину, опустил руку и крепко прижал.
Реакция последовала столь бурная и неожиданная, что я даже опрокинул чашку, и остальные кубики рассыпались по ковру. Зорка вскочила, едва не сбив меня с ног, да и сам Вулф еле успел отпрянуть, не то и его могла бы постичь та же участь. Зорка судорожно дернулась, и злополучный кубик вывалился из-под халата на пол. Она ошалело огляделась по сторонам, высмотрела кресло и плюхнулась в него.
– Что… что… – забормотала она.
– Вы неверно вжились в образ, – сказал я. – Нужно было спросить: «Где я?»
Зорка глухо застонала и обхватила руками голову. Вулф подождал, когда Фриц соберет все кубики, вернулся к своему креслу и грузно сел. С минуту понаблюдав за Зоркой, он не выдержал и обратился ко мне.
– И что я, по-твоему, должен с ней делать? – брюзгливо спросил он.
– Понятия не имею. Вы же хотели ее видеть.
– Но не в таком виде.
– Отошлите ее домой, – посоветовал я и тут же спохватился. – Только в такси.
– Мы не можем отослать ее домой. Ее разыскивает полиция, и у ее двери наверняка выставлена охрана. Не говоря уже о том, что я должен поговорить с ней первым.
– Пожалуйста – говорите.
– Я должен задать ей несколько вопросов. Она в здравом уме?
– Пожалуй, да. Но я сомневаюсь, чтобы она вам вразумительно ответила – со льдом или без оного.
Он посмотрел на нее в упор:
– Мадам Зорка, я Ниро Вулф. Я хотел бы кое-что обсудить с вами. Когда вы были в Югославии в последний раз?
Не отнимая ладоней от лица, она помотала головой, застонала и пробормотала что-то еще более неразборчивое, чем «грибблзук абгрындл».
– Послушайте, мадам, – терпеливо продолжил Вулф, – я вам сочувствую, но вопрос у меня очень простой. – И тут он выпалил пару фраз на непонятном языке, которые, возможно, имели какой-то смысл для Зорки, но никак не для меня, но Зорка даже ухом не повела. – Вы не понимаете сербохорватского? – спросил Вулф.
– Нет, – буркнула она. – Этот я не понимай.
Вулф бился с ней целый час. Когда он что-то вбивал себе в голову, его упорство не уступало его весу. Я исписал почти весь блокнот, но на сотне страничек не набралось бы и строчки полезных сведений. Например, Вулфу так и не удалось выяснить, была ли она хоть раз в Югославии, откуда у нее такое странное имя Зорка, где она появилась на свет и даже вообще – появилась ли. Более или менее достоверно удалось установить одно: как-то раз Зорка провела по меньшей мере одну ночь в каком-то парижском отеле. И еще: в тот же самый год с помощью иностранного капитала ей удалось открыть мастерскую в Нью-Йорке на втором этаже отеля «Черчилль». А также несколько мелочей: ее родной язык был не сербохорватский, ни с Неей Тормич, ни с Карлой Ловчен она не дружила, с Перси Ладлоу была знакома лишь шапочно, а уроки фехтования брала только для того, чтобы не полнеть. Вот и все. Вулфу, правда, удалось вытянуть из нее признание, что она звонила нам, но торжествовать ему не пришлось: она не могла вспомнить ни слова из разговора! Ни единого слова!
