— Сдвиг несомненный, не так ли? — вполголоса произнес Витворт.
— Отчасти, сэр. Я еще к этому вернусь… Далее, в России веками господствовало правило устраивать браки исключительно по воле родителей. Никаких, даже мимолетных, встреч, торг с закрытыми глазами. Недавно правительством издан указ — никто да не будет обвенчан без любви и взаимного согласия. Далее, в прежние времена существовал обычай при проездах высочайшей особы падать ниц. Молодой царь, посетив европейские страны, отменил и это… Он с охотой посещает жилища солдат и матросов, крестит новорожденных детей, он — частый гость в иноземных домах. Очень любит, когда его называют просто — сэр или герр Питер.
— Гм, фигура действительно колоритная.
— К сожалению, крайности во всем! Царь постиг четырнадцать ремесел, собственноручно строит корабли и вырывает у подданных больные зубы. Умен, пытлив, даже начитан, однако чересчур выбит из колеи, поскольку лишен противовеса, который создает в самовластных натурах воспитание и образованная среда… Тот же вчерашний торжественный въезд в Москву. Что делал царь Петр? Веселился вместе с толпой, вскакивал на столы, пел во все горло, имея вид школяра, отпущенного на каникулы. Рассказывают: как-то в Петербурге среди ночи принялся бить в набат, поднял на ноги всех жителей, и был вне себя от радости, когда они, примчавшись кто в чем к месту предполагаемого пожара, находили на площади огромные огни, разведенные солдатами в честь «первого апреля»!
Гудфелло снова потянулся в карман за трубкой.
— Увы, мрачных сторон столько, что все, упомянутое выше, выглядит малыми островками среди взбаламученного моря. Русские, и среди них самые знатные, стали учиться в школе вежливости и такта лишь последние семь — десять лет, сидя при этом на самой задней скамье!
Чрезвычайный посланник и секретарь улыбнулись — шутка получилась весьма удачной.
— Из какого бы сословия ни происходил русский, каким бы модным платьем ни был прикрыт — внутри каждого, или почти каждого, крепко сидит дикарь. Конечно, я не разделяю мнения некоторых европейцев о том, что здешний народ скорее многочислен, чем способен, и едва ли не единственное его достоинство — колоссальное здоровье… И все-таки в этих грустных словах что-то есть. Да, что-то есть, — повторил Гудфелло. — Люди здоровы, но дух крайне испорчен, лень и пьянство переступили все границы. Недаром одно из ближних московских мест носит симпатичное название: «Налей!»
— О-о!
— Невольно возникает вопрос: а соответствует ли русский характер устойчивым и основательным делам? Выработают ли обитатели этой страны — и как скоро — твердость в действиях, последовательность и целеустремленность?
— На их долю в прошлом выпало столько невзгод, сколько нам, островитянам, и не снилось. Время, эсквайр, и терпение! — мягко возразил Витворт. — Что касается наших с ними отношений, то ведь русские всегда были в числе самых точных и исправных торговых партнеров, не так ли?
— Если что-то нас и погубит, то это — неискоренимое английское благодушие, сэр! — проворчал Гудфелло, рассыпая из трубки пепел. — А между тем, живя среди русских, напрасно уповать на дружеское участие, откровенность и доброту с их стороны. Любое твое неосторожное действие, неловкий шаг они расценивают как чуть ли не злостное покушение на их правопорядок!
Витворт постарался скрыть улыбку, вспомнив, какое печальное происшествие имеет в виду консул. Слуга-русский, прогнанный за дерзость, донес князю-кесарю, будто Гудфелло беспардонно обманывает царскую таможню, провозя тайком запретные товары. Перекупщики были немедленно взяты под караул и затем сосланы в Азов, на галеры, а сам эсквайр пережил немало беспокойных минут…
Посланник мягко потрепал консула по плечу.
— Спокойствие, дружище, спокойствие, возьмите себя в руки. Мы с вами для того здесь и находимся, чтобы не позволить событиям принять сколько-нибудь опасный оборот… — Витворт повернулся к своему секретарю. — Милый Джон, будьте так добры, зачитайте инструкцию ее величества королевы Анны. Не все, не все. Понятно, что дана сия в сентябре семьсот четвертого, на третий год царствования, в Виндзорском дворце. Извлеките главное.
