Я настойчиво верчу головой по сторонам, но поделать нечего: мой индус, кем бы он там ни был, исчез.
И вот я в цокольном этаже «Комптар-центра», а «Комптар-центр» – это еще одна из гигантских торговых площадок, заполненных супермаркетами и магазинами «Найк», превративших весь наш мир в парад дураков. Из подвальных этажей «Комптара» отправляются все автобусы Джорджтауна; все они едут к паромам, возящим пассажиров через пролив на полуостров. Конечно, автобусами пользуются лишь те, у кого нет другого выхода, и поэтому остановки автобусов – это печальнейшие места на свете: все, кто ждет, и кто садится, и кто выходит, все, кто приезжает и кто уезжает, по определению побеждены, утомлены, одиноки, стары, печальны и мертвы.
Я сижу, потягиваю пиво. Сижу, жду прилива сил, чтобы добраться до гостиницы. Сижу, смотрю на водителя автобуса – малайца, который с отменным прилежанием сосет мой член на фоне восхода.
Доброе утро.
Очень неприятная ночь, и все из-за LSD, который я наверняка решил когда-то больше не принимать, только начисто об этом забыл. Кислота распахивает двери, а за этими дверями ничего нет. Это «ничего» долго пугает, но в конце концов успокаивает, потому что из кислотного путешествия всегда возвращаешься с маленькой победой в руках. Обыкновенно это не дракон о двух головах, а скорее обезглавленный крольчонок. Но все равно победа. Человек, ушедший в джунгли и выживший там, всегда возвращается с песней на устах, хотя, посмотрим правде в глаза, джунгли нынче выжжены: пламени нет, только пустота и чернота. Как бы то ни было, пугает не огонь, а то, что остается после пожара, а после пожара не остается ничего. Бутылка пива и пара GРG, чтобы начать подъем в новый день. После LSD, если не соблюдать известную осторожность, появляются эти забавные знаки: улыбки кассиров в супермаркете, желтые машины с сатанинскими номерами, ладони с шестью пальцами – да все что угодно. Столь же достоверное, как неопалимая купина посреди пустыни.
Я покидаю «Шангри-Ла» и закидываю свой невеликий скарб в такси, мы едем в отель «Катай». «Шангри-Ла» оказалась слишком популярным местом: все, у кого есть дела в этой части Малайзии, являются туда, и у меня нет ни малейшего желания видеть моих старых друзей из компании, а они всё перебрасываются в сети циркулярами с моими данными: вера матерей в пропавших детей поистине бесконечна. Что ж, в путь так в путь. По-видимому, прислуга в гостинице помнит все праздники, которые я позабыл. Пробежки обнаженных трансвеститов по коридорам, рыдающие возле бассейна женщины – жертвы «голубых иголок», упившиеся водкой дети, танцующие на балконе. Слишком много шума. Слишком много жалоб. Как объяснил мне представитель гостиницы по внешним связям – а лучше и не скажешь,– мое счастье становится чересчур очевидным. Итак, прощай «Шангри-Ла». Прощай мартини, прощай великолепный повар из Гонконга и его восхитительные пирожки. Прощайте французский пианист и болгарские балерины. Прощай всё, вместе взятое.
Добро пожаловать в «Катай», старый колониальный отель, стоящий спиной к бухте, «Челси» юго-восточной Азии, где спокойно спится и романтикам и воинам. Китайский старец в форме игрока в кегли сопровождает меня в комнату на втором этаже. Он позволяет мне войти первым, но сразу же заходит и сам, чтобы распахнуть балконные ставни. Сегодня прекрасный день. Я даю старику хорошие чаевые, и он спрашивает, не нужно ли что-то еще, и я заказываю бутылку виски, и раньше, чем я успеваю перевести дух, этот славный человек уже возвращается с бутылкой и двумя стаканами. Разумеется, один стакан я наполняю для него. Китаец выпивает виски залпом, благодарит и уходит.
Сразу же вслед за этим все гаснет. И уже через секунду я без сознания.
А на пляже Тенук Беннанг дети бегают по кромке воды и дубасят воздух, как боксеры-карлики, а иногда и завязывают безобидные потасовки между собой. Не причиняя друг другу вреда, но действуя умело, как профессионалы. Эти же дети продают мне ракушки, деревянные крестики и стреляные гильзы на шелковом шнурке, и они же расспрашивают меня, на что похож Нью-Йорк и на что похож Мадрид, и я, как могу, стараюсь , воскресить забытые образы, но не все они вырисовываются отчетливо, не все улицы попадают на свои места, не все мои объяснения точны. Разумеется, меня пугает осознание беспорядка в моих воспоминаниях и новая тишина, заместившая множество звуков, которые, как я думал, забыть невозможно. Шум машин на асфальте или шум дождя на мостовой. Два GРG, чтобы подняться над страхом, и одно холодное пиво, чтобы лучше переносить солнце и жару этого невероятного января.
