Жизнь – это супермаркет, который закрывается лишь однажды, зато навсегда.
В семь часов приходят результаты моего анализа.
Естественно, результат положительный, и, естественно, я отстранен.
Я ужинаю рядом со священным городом, рядом с Буддой, которого невозможно охватить взглядом.
Когда я возвращаюсь в гостиницу, в моем номере уже дожидается агент, ответственный за материалы.
Это белый мужчина. Возможно, швед или датчанин – определенно, скандинав.
Само собой, он улыбается. У скандинавов вообще странная привычка улыбаться лишь тогда, когда нет никакого смысла это делать.
– Материал уже изъят, книга записей тоже.
– А что будет с недоставленными заказами?
– У нас уже есть человек в этом регионе. Успокойся и отдыхай. Если будешь продолжать в том же духе, побьешь рекорд по отстранениям от работы.
– Это, по-моему, в первый раз.
– Это всегда в первый раз.
Мне не нравится сидеть в своей комнате с кем-то, кого я не приглашал, поэтому я собираю вещи и вызываю такси.
– Куда едешь?
– В аэропорт.
– А потом?
– Не знаю. Куда самолет унесет. Извини, но мне не нравится твоя работа, а раз мне не нравится твоя работа, то и ты, скорее всего, мне не нравишься.
– Не волнуйся, твоя работа мне тоже не по душе. Я занимался химией три года, в Восточной Европе, потом попросился в отдел управления.
– Никто не просится в отдел управления.
– А вот я попросился.
– Почему?
– Не знаю, может быть, я питаю почтение к памяти.
Поистине, компания находится в руках сумасшедшего. На колбасную фабрику не нанимают евреев.
– Сколько у меня времени?
– Ты не прошел слишком много проверок, а последнюю так и вовсе провалил. С другой стороны, ты много поработал, ты быстро передвигаешься и знаешь регион, к тому же нужно иметь в виду, что никто из кожи вон не лезет, чтобы попасть в Индокитай, так что наши готовы предоставить тебе еще пару возможностей. Это только коридорные разговоры. Но ты ведь знаешь, как оно бывает.
Разумеется, все мы знаем, как оно бывает: дверь говорит то, что коридору уже известно.
«Дверью» мы, агенты, называем группу руководства. Когда дверь открывается, принятое решение давно гуляет по улице. Если кто-то скажет тебе, что для коридора ты уже умер,– можешь искать себе другую работу, потому что дверь примет решение об отстранении меньше чем через неделю. Мнение коридора столь же надежно, как ставка в заезде с единственной лошадью-участницей.
– В общем, в коридоре я еще жив.
– В общем, вроде бы да.
Когда я выхожу из номера, мой друг-датчанин сидит на кровати и с лица его свисает широченная улыбка – как мертвая мышка из кошачьего рта.
А в песнях поется, что вслед за дождем приходит солнце, а вслед за солнцем – дождь. Вранье. Вслед за дождем продолжает идти дождь, и, отправляясь в аэропорт, я думаю лишь о пустом времени, которое ожидает меня впереди, и о загадочном списке отстранений от работы, которые мне приписывают, и о глупом агенте-датчанине, и о его глупой любви к памяти.
Когда выметаешь из сада опавшие листья, значение имеет только сад.
Стоит такая жара, что кажется, на дворе август – хотя на дворе ноябрь. В комнате деревянный пол и стены с обоями. Обои идут от пола до потолка. Широкие синие полосы и узкие желтые полосы. Ничего нового. Гостиница построена на воде большого озера Ханой – в прямом смысле. Бассейн подвешен в двух метрах над поверхностью воды. Вода над водой. Есть в этом что-то абсурдно рациональное. Образ будущего, когорый сложился в прошлом. То самое совершенное будущее, которое так никогда и не наступает. Все здесь меня знают. Я был здесь прежде, однако не нахожу здесь ничего знакомого. Правда, и ничего удивительного. В бассейне никого нет, кроме пяти японцев, восседающих в пяти гамаках под искусственными пальмами. Бизнесмены. Естественно, звучит эта ничего не значащая музыка, которая звучит повсюду: в самолетах, лифтах, залах ожидания. Музыка, которая кажется ненастоящей.
Иногда дни проходят так грустно, что попросту нет смысла. Нет смысла ни бегать, ни ждать, ни готовиться. Настолько грустные дни, что не заслуживают ни усилия, ни малейшего движения. Таким дням нужно позволить уйти – как ночным поездам. Несмотря ни на что, я с головой бросаюсь в бассейн и долго плаваю, и всякий раз как я поднимаю голову, чтобы вдохнуть, я вижу пятерых японцев, и две пальмы, по одной на каждой стороне бассейна, и серую воду озера, и темное небо над озером.
