– «Солнце в кармашке». Антидепрессанты. Лучшая из последних удач. Бери, если хочешь. Это тебе не вульгарная дешевка, которую принимают калифорнийские секретарши. С этим ты можешь продолжать сидеть в ванне, когда уже вытекла вода, а ведь известно, что это самая грустная штука на свете.
Я проглатываю две таблетки, остальное – про запас.
Конечно, мы выпиваем по паре рюмок текилы. Старик мне что-то рассказывает о женщине, умершей много лет назад. Он говорит о ней, словно бы она и сейчас где-то существует, на другом конце длиннющей веревки, и словно бы он ощущает малейшее подергивание на том конце. Как будто один залез в пещеру, а другой ждет снаружи.
Наступает ночь. Мне уже давно пора было бы уйти, но я все так же сижу на кровати. Старик пошел в туалет, так что я сижу один в окружении лошадей. Почему-то когда ты садишься в кресло начальника в большом кабинете или на место шофера в автобусе, или когда просто надеваешь фуражку полицейского, или берешь в руки мясницкий нож, ты на секунду ощущаешь себя в чужой шкуре, как будто ты мог всю свою жизнь быть этим другим человеком. Примерно так я себя и чувствую, сидя на кровати и размышляя, что это была бы за жизнь. Когда старик появляется из туалета, кровать, комната и все вокруг снова переходят к нему.
– Сейчас меня пытаются лечить прокаином. Врачи говорят, что воспоминание о боли связано с телесными недугами. Тебя обкалывают ампулами прокаина по всему телу, пытаясь выпустить бесов на волю. Колют в каждый шрам, в каждую родинку: они полагают, что кожа тоже способна потерять память.
Мы выпиваем еще текилы, а в это время лошацъ по кличке Кастро на голову обходит фаворита на ипподроме в Санта-Монике. Шестьдесят к одному.
– Мать твою, ненавижу сюрпризы. Среди этих стариков всегда найдется кто-нибудь, кто ставит на явного неудачника. Есть люди, способные поставить,, и на лошадь с тремя ногами.
Затем отставной продавец страховок провожает меня до дверей санатория, до черной решетки с копьями и щитами, сохраняющей достоинство старой кинозвезды. Когда я сажусь в такси, он машет мне рукой.
– Как там ваш старик? – спрашивает таксист. Само собой разумеется, что этот человек – мой отец.
Лучше, много лучше.
«Солнце в кармашке» начинает делать свое дело, самые грустные письма никогда не приходят по адресу. Вот так работают антидепрессанты. Заблудившиеся почтальоны, забывающие доставить дурные вести. Нейроны превращаются в домики, обнесенные живой изгородью, с неприступными почтовыми ящиками.
Мы выезжаем на шоссе 10 и с чистой совестью вверяем себя воскресным пробкам. Естественно, я никуда не тороплюсь. Напротив резервации Сан-Хавьер попал в аварию грузовик. На земле, у подножия гигантской неоновой рекламы «Best Western» лежит накрытый одеялом человек. Ветер колышет одеяло. Я наблюдаю раз десять, как появляется и исчезает рука покойника.
Когда таксист бросает взгляд в зеркало заднего вида, единственное, что он может увидеть,– это спокойного парня с безмятежной улыбкой на лице.
Твоя мать говорит, что эта работа идет мне на пользу. Еще она говорит, что никто точно не знает, где тебя носит. Возможно, ты в Токио, но так же возможно, что и не там. Твоя мать всегда выигрывает каким бы удивительным это тебе ни казалось. Ей известно о рулетке что-то такое, чего другим людям знать не дано.
Кстати, ни единой торговой операции за эти последние дни и никаких сообщений от компании. Такие «чистые», то есть пустые дни без заказов и новых поступлений порождают чувство неуверенности. Такие дни расползаются от меня, словно червяки из старой дырявой коробки от ботинок.
Весь вечер пью мескалевую водку. Снаружи все темное, правда, не всегда. Время от времени пустыню освещают вспышки фотоаппаратов охотников за НЛО.
– Как поживает ваша жена?
– У меня нет жены.
– Конечно же есть. Или, по крайней мере, была. Такая красивая девушка. Разве вы не танцевали в Финиксе на краю бассейна, на том празднике, в доме мексиканского кинопродюсера?
– Я не танцую.
– Хорошо, но она-то уж точно танцевала. Танцевала босиком на краю бассейна. Люди там ходили в основном нагишом. Мы все накачались амфетаминами, и ТТ, и французским вином. Еще там были марьячи и даже тигр, который прогуливался между людьми, как застенчивый гость. Такие праздники не забываются.
