— А ты думал, бомж? С бомжами они не свяжутся! Побоятся! — Качан показал, во что превратился его костюм. — Эй, официант! Смотри, что ты сделал! Как я в нем на работе покажусь?
— Сами виноваты! А второй где? Их двое было! Швейцар!
Одутловатый, болезненного вида человек показался из гардеробной.
— Я никого не выпускал…
Официант, из-за которого все началось, счел себя обязанным довести все до конца.
— Здесь! Никуда не делся…
Он побежал вдоль первого этажа, дергая все двери подряд. Карпец как в воду канул.
— Этого — в машину! — приказал старший милицейского наряда. Пока Качана эскортировали в стоявший перед входом «газик», старший наряда прошел по коридору. Внимание его привлек дамский туалет, верхняя фрамуга окна в нем оказалась открытой.
— Можно не искать! — Результат осмотра можно было вполне считать удовлетворительным. — Отсюда он и сиганул!
— Тут паркуемся…
Бакланов сбросил скорость. Их цель — мрачное здание на Лубянке, продолжение известного всем сорокового гастронома, темное, с зашторенными изнутри окнами, выглядело малоосвещенным. Как нечасто бывало перед входом, на панели толпилась хорошо одетая публика. Знаменитый колдун, маг и парапсихолог уже неделю давал в Москве шумные, пользовавшиеся скандальным успехом гастроли. На этот раз — в Центральном клубе КГБ. Это, несомненно, содействовало новому имиджу зловещего ведомства. Продвинутое интеллигентное общество столицы искало возможность попасть на концерт. Бакланов рулил впритирку со сверкающей «Вольво». Еще несколько иномарок впереди стреляли рубиново-красными сигнальными фонарями.
— А Роберт Рождественский будет? — спросил он неожиданно.
— Может быть, — Игумнов заинтересовался. — А что он тебе?
— Да так. Интересно.
— Приехали.
Игумнов еще издали увидел жену и ее коллег по фонду. Одетые на валюту, ухоженные, они торчали как селективные парковые деревья. Прохожие тщательно их обходили.
— Не проведете? — несколько человек ринулось к Игумнову и Бакланову.
— К сожалению…
Игумнов окинул взглядом жену — даже в этом нестандартном окружении она обращала на себя внимание.
«Мисс „Литературный фонд“ в защиту интеллектуальной собственности…»
Ее коллеги, все — номенклатура во втором поколении — действующий резерв КГБ, пользующийся в зарубежных поездках «крышей» фонда, были тоже сама благовоспитанность. Они весело приветствовали разыскника:
— Рады вас видеть! Сколько лет…
— Какие люди!..
Игумнов не обольщался. Возвращаясь из поездок, мужики под завязку были заняты личным: обустраивали дома, детей, жен; меняли квартиры, унитазы, мебель — и все у них получалось. Даже болезни приходили к ним как по заказу — если можно было лечь в классную клинику где-нибудь в Брюсселе или, что не хуже, в Зимбабве — бывшей английской Южной Родезии. Журналисты и литераторы — они работали под диссидентов. Правил фондом поэт, слывший в свое время большим леваком, вслед за Евтушенко и Вознесенским.
— Как ваш сегодняшний поход? — спросил он, здороваясь.
— Все в порядке.
— У меня ночью самолет… Вена. Оттуда Берн. Но я не мог не прийти…
«Театр абсурда! Страна дешевой полиции и дорогостоящих фондов…»
— Нас приглашают!..
Бакланов, прошедший внутрь, уже звал их из вестибюля.
— Ты идешь?
— Как прикажешь, начальник… — Жена взяла его под руку.
Ей нравилась дурацкая эта приговорка и сама игра в мента и его подружку — то ли вокзальную торгашку, то ли путану. Люди эти жили в мире слов, которые они приучились забавно и искусно сплетать. Игумнов не раз думал об этом. Уделом мента были поступки. Может, этим он и обратил на себя внимание будущей своей жены? «Разные категории человечества…»
Бакланов остался у входа. Сотрудники фонда, поблагодарив, двинулись в огромный пустоватый вестибюль.
Маги, экстрасенсы вызывали у этих сугубо практичных людей необъяснимый интерес.
— Тебя это нимало не увлекает… — Жена улыбнулась.
— Важно, что это захватывает тебя.
— Я знаю. Спасибо, начальник… — Мысленно она была уже на сцене.
В отличие от обычных ведьмаков, этот был дипломирован — доктор оккультных наук, экстрасенс, президент академии черной и белой магии. Зрители встретили его грохотом аплодисментов. С места в карьер колдун включился в работу. Для разминки он умножил в уме умопомрачительные числа; в стихотворениях, которые читал на память по заявкам зрителей, успевал подсчитывать буквы, слоги…
