Картузов — опытный мент — из первых же слов уяснил: «Поездная кража у Больших Боссов. Партийные и другие личные документы. Поначалу бухнули в колокола. Теперь действуют через Жернакова и Скубилина…»
— Как может вор выбраться из тех мест?
— По железной дороге! На Москву, на Ленинград… — Картузов отлично все представлял. — Можно на восток. С проходящими поездами…
— А гужевым транспортом?
— Теоретически возможно. Но в такую глухомань… Никто не отважится… Да и зачем ему!
Авгуров не понял.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, как же… — Картузов мысленно чертыхнулся.
Все эти юристы-теоретики, комсомольские, партийные работники, густо попершие в МВД М папахами, за льготами к пенсии, приравнявшие райкомовский стаж к стажу мента или опера, ни черта не разбирались в делах, за которые брались!
— Да эти документы, что он у них взял из карманов, они ему в жизни не нужны!
— Так что…
— Он их выбросил! И Скубилин с Жернаковым это поняли! И наверняка направят туда своего человека…
— Вы считаете…
— Если еще не направили… Безусловно!
Его вдруг осенило: «Скубилинское: „Омельчука не трожь! Пусть налаживает профилактическую работу с железнодорожниками…“ Черта с два!»
— Я думаю, уже послали, и, кажется, знаю кого! Моего зама! Омельчука! За этим Скубилин и приезжал на вокзал!
— Не ошибаетесь?
Картузов проанализировал обстоятельства и теперь был уже уверен.
— Поэтому Омельчук и снарядил командира отделения за коньяком. Обычно он сам ходит! С черного хода…
Единственно: он не предположил возможности спецрейса.
— Ночью будет на месте… — Картузов подумал. — Можно, правда, позвонить начальнику линейной милиции.
Авгуров сразу воспрянул духом:
— Вы знаете его?
— Пашку Созинова? Вместе к девкам ходили!
— Что он за человек? Может помочь?
Картузов не был в этом уверен.
— Может, конечно. Человек он неплохой. Только как на это посмотрит… Не захочет ли сыграть в одиночку, сам…
«А это как сюда попало?» Человек нагнулся, поднял с тропинки алую книжицу.
Знакомая обложка — чистенькая, словно только что из типографии, с четкими строчками в середине:
«КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»
Выше было обозначено: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
— Партбилет!
Фамилия и лицо на фотографии были абсолютно незнакомые.
Он сделал несколько шагов.
У края тропинки виднелась закатанная в целлофан квадратная карточка.
— Да тут полно документов, Бутурлин! — заметил он самому себе.
Вдоль тропинки и в стороне с интервалами валялись разноцветные карточки, бумажки. Бутурлин не представлял, кто мог это выбросить. Тропинка была глухая, но по ней ходили. В сплавную контору, в школу. Сам Бутурлин — в локомотивное депо на станции Шарья. Ходили все жители Михалкина, да изредка встречали яростных шарьинских девок с парнями. Примыкавшая к железнодорожному полотну тропинка выпрямляла путь в Ветлужский — рабочий поселок, спутник Шарьи, давно уже обогнавший город и по экономическому значению, и по числу жителей, но не попавший до сих пор в «Советский энциклопедический словарь».
«Наверное, с поезда…»
Он аккуратно подобрал — пропуска, списки книжной экспедиции, талоны на питание в столовой…
«Сдам на станции. В железнодорожную милицию…»
Сдать находку оказалось непросто. Дежурный линейного отделения на станции Шарья вызвал старшего опера, но тот принять бумаги категорически отказался.
— Это же партийные документы! — Был старший опер симпатичным, с высокими, как у девицы, бровями. Особо не горячился. — Устав КПСС знаешь? — лечил он дежурного. — Мы даже держать их у себя не имеем права!
— Виталий! — Усач-дежурный — крепенький гриб-боровичок, с несвежей, словно жеваной кожей лица, — сдерживался с трудом. — А он имеет право? — дежурный ткнул в Бутурлина.
Машинист против его воли как бы втягивался в дискуссию — комнатка была маленькая: коммутатор оперативной связи, сейф, окно на платформу.
— Он их нашел! — втолковывал Виталий. — Тут разница! Человек может найти любые документы! Даже содержащие государственную тайну!
— А мы обязаны принять!
— Наоборот! Но мы не имеем права их принять! Только компетентные на то органы…
Дебаты шли по второму кругу. Начальника отделения на месте не было. Никто не в состоянии был прекратить их силовым решением. Старший опер, как обычно, боролся за то, чтобы свести получаемую почту до минимума.
